Петер Розай - 15 000 душ

Уборщицы оторвались от работы и поглядывали по сторонам, опершись на черенки своих метелок.

Послышались глухие раскаты грома.

Клубы пыли сотряслись от грохота. Музыканты еще пуще наяривали на своих мандолинах: трынь-трынь-трынь!

Бах!

Бабах!

Крупинки пыли завибрировали.

Слева выбежала третья группа музыкантов. Прижав ладони ко рту, они неслись вприпрыжку по рядам зрительного зала к балкону с музыкантами, играющими на мандолинах.

Свет на балконе вспыхнул еще ярче.

Музыкальные инструменты, похожие на колокола, оказались при ближайшем рассмотрении большими литаврами. Другие музыканты, которые недавно зажимали себе рты ладонями, заиграли на крошечных флейтах:

Фьють! Фьють-фьють! Фьють!

Бах!

— Оркестр собирается, — сказала Рагуза. — Вы не представляете, как все зазвучит, когда они грянут разом.

— Могу вообразить, — отозвался Клокман, собравшись с духом. Ему показалось, что в воздухе с треском рассыпаются искры от бенгальских огней. В голове у него все затуманилось.

— Вижу, ты уже освоился! — Рагуза не удержалась и погладила Клокмана по волосам, а заодно потрепала его за подбородок.

— Посмотри, вон артисты, — проворковала Рагуза, указывая на манеж.

Там в полутьме танцевали свиньи. Вокруг них стояли на задних лапах овчарки.

На оркестровом балконе появился какой-то великан.

— Я просто покажу тебе все по порядку!

Они вошли в грузовой подъемник и поехали вниз. В этом лифте, похожем на уличную туалетную кабинку, стоял запах крупных хищных кошек.

— Это дирижер!

— Этот чернокожий? Такой дылда? — Клокман поднял руку над головой.

— Да, наверное, такой, — усмехнулась Рагуза.

Перегородки в подъемнике были дощатые.

Опускался он быстро.

Как-никак, еще один рекорд. — Ростом дирижер был не меньше пятерых простых смертных.

— Высокая должность, — сказала Рагуза.

Клокман ее не слушал. Он думал лишь об одном: как бы справится с такой лавиной рекордов, — куда подевалась записная книжка? Офисная папка лежала в чемодане; да ведь она в пиджаке! — а потом получить свои деньги.

Деревянные стены подъемника были исполосованы глубокими царапинами.

На миг Клокману показалось, что он очутился в сейфе, летящем в бездну: разбиться вроде не должен!

Красные волны.

Клокман взглянул наверх: две балки, уложенные крест-накрест. Ногти на пальцах у Рагузы были похожи на хрустальные шипы. На ракушки. Сгущалась тьма.

— Мы вовсю используем пространство под трибунами!

Снизу доносился стук, потом послышался грохот. Кто-то повизгивал.

— Слышишь? — спросила Рагуза. Она подошла вплотную к Клокману. По ее лицу струились блестящие капли пота.

Лифт задрожал и остановился.

— Я вот думаю, работы-то сколько, — вздохнул Клокман. — Но с другой стороны — деньги!!!

Рагуза рассмеялась. Хриплый смех.

— Ты только о работе и думаешь?

— Кроме работы, у меня ничего нет.

Рагуза кивнула, и красиво взбитые локоны у нее на голове закачались: «Желания должны быть необузданными, верно? Иначе, зачем они нужны, — она снова засмеялась. — Хотя кому я это рассказываю?»

Неужели он ее чем-то обидел? Может, он был недостаточно вежлив? Может, случайно ляпнул что-то не то? — Озадаченный, он метнулся вслед за Рагузой, которая уже вышла в широкий коридор. Он поправил узел на галстуке; одернул манжеты. — Сырые каменные плиты.

Хотя пахло в коридоре как в зверинце, он был похож на красивую аркаду, на полузатопленный неф. Трудно сказать, почему.

Может, из-за того, что все звуки здесь напоминали стоны? Или из-за туманного света, тонкие лучи которого пробивались сюда из отдаленных арок?

— Это выход на манеж? — спросил Клокман.

По всей длине коридор слегка загибался, справа и слева в стены были вмонтированы тяжелые решетчатые двери. Между прутьев торчали темные пучки соломы.

Это тюремные камеры!

Вдали послышался шум: это дребезжали большие корыта в руках носильщиков, одетых в рабочие халаты. Платье Рагузы зашуршало. По коридору к ним поплыл пахучий пар, который валил от пищи. Чуть дальше устроили возню львы.

Пилоны.

Тут путь им преградила жестяная лохань, наполненная манной кашей. Клокман попробовал кашу на вкус.

В лохани лежал крокодил!

В круглой камере прямо перед ними нежилась огромная ящерица! Как великолепны были ряды ее отливающих перламутровым блеском зубов. — Она разлеглась, разинув пасть, и поводила из стороны в сторону узкими глазами. Служители отогнали львов.