Йоханнес Зиммель - Любовь — последний мост

— Нет, спасибо, это очень любезно с вашей стороны, но не беспокойтесь, я возьму такси. Я только попрошу вас передать Клод, что вечером она может застать меня в моем номере.

— Передам. Это из-за Кима?

— Из-за Кима?

— Ну, наверное вам нужно к его адвокату. Мне вся эта тягостная история известна.

— Откуда?

— От Клод, конечно. Она мне обо всем рассказала.

— Клод рассказала вам о Киме?

— Клод рассказывает мне обо всем. Вам ведь тоже. Вы ведь уже знаете от нее, что я не могу иметь ничего с женщинами и по какой причине. Правда?

— Это… это… ну, я вам скажу…

— Так знаете вы об этом или нет?

— Знаю.

— Вот видите. Клод из тех женщин, что и сама не лжет, и ложных отношений не признает. Ни в чем. А вы должны знать, что у меня и как. Только тогда вы поймете мою любовь к Клод и любовь Клод ко мне. И только так я понимаю любовь Клод к вам и ваши чувства к Клод. Мы трое должны знать все друг о друге. А любовь… Разрешите, я расскажу вам одну историю о любви? У вас есть несколько свободных минут?

— Конечно…

— Это реальный случай. Его приводит в своей книге Мартин Бубер. Его герой записывает в своем дневнике: «Тому, как надо любить людей, я научился у одного крестьянина. Сидел он как-то с другим крестьянином в трактире и выпивал. Они долго пили молча, а потом, когда вино смягчило его сердце, он спросил своего приятеля: «Скажи, ты меня любишь или нет?» Тот ему ответил: «Я тебя очень люблю». Первый крестьянин говорит ему на это: «Ты говоришь, что любишь меня, а на самом деле не знаешь, чего мне не хватает. Если бы ты меня действительно любил, ты бы это знал». Тот ему ничего не ответил, и крестьянин решил, что ему тоже лучше будет помолчать… И я, — пишет рассказчик, — понял: так вот в чем заключается истинная любовь к человеку: в потребности почувствовать тяготы и беды другого и испытать при этом желание их разделить, нести совместно». Мы трое, Филипп, должны относиться к любви так же, как и он. У каждого из нас позади искалеченная жизнь, и любовь для нас — последний мост.

Тяжелую дверь в кабинет адвоката Марро ему открыла худенькая бледная девушка.

— Добрый вечер, мадемуазель. Я — Филипп Сорель. Мэтр Марро мне назначил…

— Мэтр Марро ждет вас. Следуйте за мной, месье… — Она шла впереди него по узкому коридору, пока не остановилась перед кабинетом адвоката. Там, как и во время первого визита Филиппа, были задернуты портьеры на окнах, горел верхний свет и жужжал кондиционер.

— Прошу вас, садитесь! Мэтр скоро подойдет.

Он действительно появился очень быстро. На этот раз он был в светлом костюме, опять от первоклассного портного. На своих маленьких ножках он едва не парил по комнате, распространяя тонкий запах туалетной воды, — эдакий слоноподобный эльф. Филипп при его появлении встал.

— Ради бога, сидите, сидите, месье Сорель! Как удачно, что вы смогли прилететь!

Колосс с розовым лицом ребенка, с маленьким округлым ртом, проницательными серыми глазами и гривой черных волос уютно устроился в кресле за черным письменным столом. Он принялся торопливо перебирать своими маленькими руками лежавшие на столе бумаги. Найдя, что искал, он откинулся на спинку кресла и, держа несколько листков перед огромных размеров животом, начал читать один из документов вслух низким, но звучащим на удивление мягко, едва ли не вкрадчиво, голосом.

— Только без паники, месье! Ничто не бывает так плохо и страшно, как кажется на первый взгляд… хотя… Ну, как я уже вам говорил, речь пойдет об изнасиловании… Об изнасиловании жены вашего сына. Некрасивая это история, да, приходится признать, очень даже некрасивая.

— Я… Симону… — «Черт побрал!» — выругался Филипп, мысленно проклиная себя. — Я не насиловал жену моего сына, уважаемый мэтр Марро!

— Разумеется, нет, месье, — на этот раз на Марро была сшитая на заказ темно-синяя рубашка и желтый галстук с жемчужиной в узле. — Я и не ожидал, что вы скажете мне, что сделали это, — он покачал головой, сидевшей между плечами, — шеи как будто не было и в помине. Для вида он опять принялся перебирать документы. — Однако с мадам Симоной вы знакомы, не так ли?

— Да. Она заходила ко мне в «Бо Риваж». Да я вам рассказывал об этом.

— Когда?

— В воскресенье днем… нет, это было в субботу, во второй половине дня.

— Это было двенадцатого июля, верно?

— Да, верно.

— А в воскресенье, тринадцатого июля, во второй половине дня вы были у меня, месье Сорель, и попросили меня вести дело вашего сына Кима.