Ирвин Уэлш - Порно

Пола вертит в руках стакан и никак не может стереть со своего большого дряблого лица самодовольную улыбку.

— Понимать, я проводила там столько времени. А терь у меня своя жизнь, сынок, — говорит она мне. — Понимать, я встретила одного парня.

Я смотрю тете Поле в глаза и вдруг ловлю себя на том, что непроизвольно поднимаю брови, почти как Лесли Филипс, но ничего не могу с этим сделать. Однако мне срочно надо выдать ей хотя бы какую-то реплику в ответ. Пола всегда была в некотором роде людоедкой, пожирательницей мужиков. Одно из самых душераздирающих воспоминаний юности: медленный танец с Полой на свадьбе моей сестры, Пола схватила меня за задницу, а Брайан Ферри поет «Slave to Love».

— Он испанец, классный мужик, у него свой дом в Аликанте. Я там была, посмотрела. Он хочет, шобы я жила там с ним. Шобы мы выползали на солнышко, шобы эта старая гузка как следует пропотела. — Она сдвигает бедра и оттопыривает нижнюю губу, которая почему-то напоминает мне красную ковровую дорожку. — Вот такие дела, Саймон. Все говорят мне, все, кто тут есть, — фыркает она, включив в свою усмешку практически весь порт Лейта, — Пола, они говорят, ты живешь в раю для дураков, это долго не продлитца. Не пойми меня неправильно, у меня нет иллюзий, не продлитца, стало быть, не продлитца. И ваще, что значит продлитца? Мне щас любой рай подойдет, — говорит она, вливает в себя остатки выпивки, опрокидывает в рот лимон, пережевывает его вставными челюстями, высасывает его до последней капли и выплевывает обратно в пустой стакан.

Вовсе не обязательно обладать богатым воображением, чтобы представить себе на месте этого несчастного лимона член испуганного испанишки.

Пола с ходу отвергала все возражения, а я не такой зануда, чтобы вообще пытаться возразить. Зачем ломать людям кайф? Ее вера в меня очень трогательна — вся лапша относительно моих небывалых успехов в лондонской индустрии развлечений успешно повисает у нее на ушах. Она хочет, чтобы я управлял «Портом радости». Основная проблема в том, что она хочет двадцать штук за эту развалюху, но эта проблема легко решается: я отдам ей эти деньги, когда бар малость поднимется. А до того времени она будет моим компаньоном.

Это место и вправду потенциальная золотая жила, просто нужно вплотную им заняться. Тут буквально физически ощущается, как гентрификация подбирается незаметно наподобие пресловутого пиздеца, и жизнь дорожает, и я уже слышу звон монет, и он становится все громче по мере того, как «Порт радости» превращается из привокзального пивняка в модное заведение Нового Лейта. При кафешке имеется парковка, большая комната для банкетов в глубине помещения, а наверху располагается старый бар, который давно закрыт и используется как кладовая.

Однако сперва надо подать заявление на лицензию, так что, как только мы расстаемся с Полой, я сразу иду в городскую управу, чтобы взять бланки и заполнить все необходимые формы. После этого я себя балую чашечкой капуччино (кстати сказать, для Шотландии он весьма недурен) и овсяным бисквитом в кондитерской за углом. Сижу-изучаю муниципальные бумажки, вспоминая о комнатке в Хакни. Лейт — впереди. Хакни — в глубокой жопе.

Потом я отправляюсь в родительский дом на Южной стороне. Маменька страшно рада, она обнимает меня, так что у меня хрустят ребра, и начинает рыдать.

— Смотри, Дэйви, — говорит она моему старику, который с огромным трудом отрывается от телевизора. — Мой мальчик вернулся. Сынок, я тя люблю!

— Ну хватит, ма… мама, — говорю я, несколько смущенный.

— Подожди, щас Карлотта придет! И Луиза!

— Понимаешь, мне надо ехать…

— Сынок, сынок, сынок… нет…

— Но понимаешь, какая штука, ма, я скоро вернусь. Навсегда.

Мамаша опять начинает рыдать.

— Дэйви! Ты слышал? Мой мальчик скоро вернетца!

— И да, Пола говорит, что я могу забрать «Порт радости». Мой старик наконец поворачивается ко мне вместе с креслом и с сомнением на меня смотрит.

— Што такое с твоим лицом? — говорит моя мамаша.

— «Порт радости»? Как бы он там не помер. Придетца ему всю дорогу слушать каких-нить комических певцов. — Папаша явно издевается. Старый пердун выглядит как-то неважно. Усталый какой-то, измотанный. Похоже, он таки уяснил для себя, что больше не может обходиться с матерью так же паршиво, как раньше, иначе она вышвырнет его на улицу, а он уже слишком стар и коряв, чтобы найти себе еще одну тупую корову, которая будет бегать за ним, высунув язык, а уж тем более которая сможет готовить такие же вкусные макароны, какие готовит моя мамаша.