Радек Кнапп - Советы пана Куки

Сперва таможенник долго меня рассматривал — ведь я, единственный во всем автобусе, был не в джинсах и не в свитере. Кроме того, я нервно жевал жвачку. Я совершенно не помнил, как она оказалась у меня во рту. Скорее всего, это произошло, когда Арнольд отвинтил крышку люка и превратил наш автобус в сигаретный блок на колесах.

Потом таможенник протянул руку и сказал:

— Паспорт.

Я протянул паспорт. Пока он медленно листал его, я молился, чтобы он поскорее перелистнул первую страницу. Заполняя анкету в паспортном столе, я по ошибке указал, что во мне сто восемьдесят сантиметров роста вместо ста семидесяти. Я думал, паспортист потом это исправит, но он механически переписал в паспорт то, что стояло в анкете. Там просто какие-то автоматы сидят — точно так же, не моргнув глазом, он написал бы, что я ростом с Эйфелеву башню, если бы так было написано в анкете.

По счастью, таможенник, как оказалось, решал совсем другую проблему.

— Не жевать жвачку, — сказал он. — Иначе личность не установить, остаться здесь.

— О да, — ответил я. Хотя пан Кука велел мне отвечать им исключительно «да», но я решил, что «о да» прозвучит менее назойливо. Зубами я прилепил жвачку к небу. В таком положении жвачка может находиться целую вечность и не падать. Это объясняется химическими законами. Теперь он мог установить мою личность.

Потом закрыл паспорт, но мне не вернул. Похоже, это нужно было еще заслужить.

— Что в Австрию ввозить?

— Личные вещи и немного еды.

— Сигареты — нет? Водка — нет?

— Нет.

Почему-то из нас двоих более правильное произношение было у меня.

— Открыть багаж.

Я вытащил рюкзак и широко раскрыл его, чтобы показать, что прятать мне нечего. Чистосердечный жест его, однако, не убедил. Рука таможенника по локоть погрузилась внутрь. Мне оставалось только надеяться, что он схватится там не за мой носовой платок или зубную щетку, потому что, кто его знает, где сегодня уже шарила и за что по долгу службы хваталась его рука.

Но, похоже, рука его чувствовала себя в моем рюкзаке, как рыба в воде. Она избегла всех опасностей и вылезла на поверхность, прихватив пять банок консервов.

Он посмотрел на меня:

— Сколько банок иметь?

— Двадцать пять, — солгал я. Их было тридцать.

Он снова принялся листать мой паспорт.

— Зачем хотеть в Австрия?

— Как турист.

Он посмотрел на меня, будто только что проглотил какую-то гадость.

— А я думать, нелегально работать. Показать руки. Ладони вверх.

Я исполнил все, как он просил. Должен признаться, никто еще не рассматривал так внимательно мои ладони. На нас уже пялился весь автобус.

Таможенник сказал:

— Опустить.

Потом в задумчивости уставился на меня. Когда я опустил глаза, губы его скривила многозначительная усмешка. Он швырнул мой паспорт на сиденье, туда, где уже лежали банки с тунцом, и сказал:

— В следующий раз ты туристом не быть, до свиданья.

Потом пошел дальше, и я перестал для него существовать. При том, что всего секунду назад он вел себя так, будто я — самый важный человек в его жизни.

Тем временем проверка медленно подходила к концу, приближалась взаимовыгодная ничья. Таможенники обогатили свою страну на тридцать три блока сигарет, десять бутылок водки и семь свитеров из овечьей шерсти, при этом большинство моих попутчиков благополучно сохранили свои заначки.

Но когда таможенники уже шли к выходу, произошло нечто, что могло бы украсить любую передачу «Скрытой камерой». Овчарка, все это время спокойно лежавшая у входа, коротко гавкнула и рванула с места. Она неслась в конец автобуса. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что она учуяла потайной люк Арнольда. В автобусе мгновенно установилась мертвая тишина. Потому что, когда в дело вступает таможенная собака, добра не жди. Именно это было написано на лице Арнольда. Взгляд его стал таким, будто к его виску приставили пистолет.

И тут он с молниеносной быстротой достал из сумки длинную палку краковской колбасы. Он соскочил с места и протянул колбасу наперерез бегущей собаке:

— Смотри, как вкусно! Ты только понюхай! — возбужденно закричал он.

Собака остановилась и зарычала. Любой другой на его месте тут же выпрыгнул бы в окно от страха, но не Арнольд, он не двинулся с места.

— На, ты только понюхай это, только понюхай, — повторял он с мольбой в голосе.

Собака недоверчиво глядела на него. У нас перехватило дыхание. Такого даже бывалым таможенникам видеть еще не приходилось. Не говоря уже о пассажирах.