Радек Кнапп: Советы пана Куки

— Пан Кука посоветовал мне гостиницу. Она называется «Четыре времени года». Конечно, гостиница не роскошная, но уж точно лучше, чем большинство наших.

Тут отец складывал газету, шурша страницами, и переводил взгляд на мать:

— Так я и знал, что сам он не мог до этого додуматься. Алкоголик его с толку сбил. Что он там еще тебе насоветовал?

— Рассказал, как подешевле добраться, дал пару советов, как себя вести на Западе. А на прощание даже подарил мне талисман.

— Похоже, придется серьезно с ним поговорить, — сказал отец.

А мама добавила:

— Твой пан Кука ни разу в жизни не сказал правды. Его вторая жена только через три года узнала, что он так и не развелся с первой.

Отец, чувствуя, что разговор отклоняется от темы, вернулся к сути:

— Даже если тебе удастся найти работу и гостиница «Четыре времени года» действительно существует, случиться с тобой может все, что угодно. Жизнь на Западе — вовсе не сплошное мороженое с каруселью.

— Я не люблю мороженое, а на карусели катался в последний раз десять лет назад.

— Ты прекрасно понимаешь, что имеет в виду отец, — сказала мама. — Просто мы не можем понять, почему, впервые отправляясь в самостоятельное путешествие, нужно непременно ехать за тысячу километров от дома: отпуск можно было бы провести, не выезжая из страны.

— Каникулы. У меня каникулы, а не отпуск, — по какой-то непонятной причине я терпеть не могу слова «отпуск». — А до Вены отсюда меньше семисот километров.

— Не надо ловить меня на слове, малыш. Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Почему бы для начала не съездить в Гданьск, или в Краков, или просто в летний лагерь вместе с друзьями?

— Все мои друзья в этом году поехали в Германию или Швецию. А мне чего ждать? Того и гляди, окажешься в кресле-качалке с вязальными спицами в руках или, того хуже, проснешься однажды утром, а ты уже покойник…

С моей стороны это было очень резко. Но родители казались слишком расстроенными, чтобы обращать внимание на грубость.

И так каждый день. Потом мать снова вцеплялась в спицы, а отец углублялся в газету. Но когда они все-таки осознали, что отговорить меня не удастся, они вдруг растрогали меня до слез — до сих пор ком стоит в горле.

Вечером перед моим отъездом отец вошел ко мне в комнату и положил на кровать конверт. Там была тысяча шиллингов — на первые дни в Вене. Половина его зарплаты. Обычно не склонный к проявлению отцовских нежностей, он положил руку мне на плечо и сказал:

— Когда доберешься, пошли матери открытку с собором Святого Стефана. Это ее порадует.

Потом он встал и как-то странно уставился в пол, будто что-то потерял.

А я смотрел в окно автобуса: мимо проплывала моя страна. Дома медленно росли, потом на какой-то момент замирали и снова исчезали вдали. В небе уже появились звезды, а из лесов ветер доносил теплый запах смолы. Нигде леса не пахнут так, как у нас. Вдруг прямо в мое окно стукнулся ночной мотылек. Он застрял в оконной щели и погиб. Но его крылышки долго еще трепетали на ветру, словно он все еще жив. Внезапно я ощутил прилив счастья. Теперь я за все отвечаю сам.

Приключения начались раньше, чем я ожидал. До Вены еще ехать и ехать. Около девяти утра, когда до австрийской границы оставалось несколько километров, я очнулся от дремы и заметил, что место, где прежде сидел Арнольд, пустует. Его самого я вскоре засек в самом конце автобуса, причем за очень странным занятием. Он стоял на коленях посреди прохода и тихонько откручивал что-то в полу. Потом сдвинул в сторону одну из панелей и принялся быстро запихивать внутрь тайника содержимое своих сумок. Оказалось, он везет с собой по меньшей мере годовой запас водки и сигарет, достаточный для небольшого городка. Блок за блоком засовывал он в люк сигареты, а потом аккуратно выкладывал сверху бутылки. Все остальные еще спали, и, кроме меня и водителя, никто его манипуляций не видел. Водитель наблюдал за процессом в зеркало заднего вида и даже немного сбросил скорость, чтобы Арнольд успел все как следует спрятать. Это заняло не более пяти минут. Потом Арнольд прикрутил панель на место и вернулся туда, где сидел. Вскоре стали просыпаться остальные, и все повторялось снова и снова, хотя и чуть-чуть иначе. Вытащив из сумок сигареты, они засовывали их под сиденья или прятали в небольшом желобке над багажной полкой.

Оказалось, что всем, кроме меня, в этом автобусе есть что прятать. Это контрабандисткое безумие не обошло стороной даже мою соседку. Она вытащила из сумки блок сигарет «ким» и сунула себе под задницу. И села сверху, как курица на яйца. При этом она, похоже, не сомневалась, что это самое надежное место на земле. Поймав мой взгляд, она покраснела и, пожав плечами, сказала: