Только вот Лотар и Болек выглядели не особенно счастливыми. За целый вечер они ни разу не посмотрели мне в глаза, предпочитая рассматривать настенный календарь за моей спиной. Третье сентября было обведено синими кружком. И это мешало им собраться с мыслями.
Наконец в пятый уже раз за вечер Лотар поднял стакан и провозгласил:
— Выпьем за его небывалую везучесть.
— Лучше уж за то, чтобы он снова приехал в Вену, — поправил его Болек, и они осушили стаканы. Отставив свой, Болек взял сэндвич с лососиной — так осторожно, словно это была редкая бабочка. Он откусил кусочек и с полным ртом обратился ко мне:
— Зачем тебе уезжать? Наша страна — отнюдь не то место, где можно нормально жить. На каждом углу там строят «Макдональдсы» и дрожат над ними, как над памятниками архитектуры, а новые богатеи сидят в них, потягивая молочные коктейли, словно шампанское.
— Он прав, — поддержал его Лотар, — ты уедешь в страну, где самая яркая мечта жизни — купить «мерседес». Ниже пасть невозможно. Поверь мне, все-таки я из Штуттгарта. Конечно, у нас тоже кое-что смыслят в воровстве и в коррупции. Не отрицаю. И все же такие люди, как фрау Симачек или доктор Хефтль, должны рождаться в первую очередь там. А здесь даже богатые кончают жизнь самоубийством. Западный мир, конечно, болен, зато вполне предсказуем.
— Если забыть о вполне здоровой, но совершенно непредсказуемой «ярмарке поденщиков», — парировал я.
— Ну это в прошлом. Бернштейн ведь хочет, чтобы ты работал у него до конца дней. И кто знает — может статься, когда он протянет ноги, ты унаследуешь лавку…
— И всю жизнь буду продавать игрушки?
— Я хочу только сказать, что здесь у тебя есть возможность стать совершенно другим человеком.
— Вы правда хотите, чтобы я стал другим человеком?
— Да никто этого не говорил!
— Я должен вернуться. Не могу вам объяснить, просто должен и все. Кроме того, обещал родителям.
Болек и Лотар переглянулись.
— Мы догадывались, что ты будешь упрямиться, — сказал Лотар, — поэтому заготовили кое-что, чтобы твой обратный путь стал потруднее.
Он взял в руки полиэтиленовый пакет, стоявший все это время под столом, вытащил маленькую фарфоровую лошадку и поставил ее рядом с моей тарелкой:
— Настоящий мейсенский фарфор, — сказал он.
Я взял лошадку и не без удивления повертел в руках.
— Я не фанат фарфора, но все равно спасибо. Хорошенькая лошадка.
— Это не просто лошадка. Это Липиццанер.
Тут я увидел ее другими глазами.
— Ну, теперь кое-что прояснилось. Очень может быть, что вскоре в «Кроненцайтунг» вы прочтете о том, как в Варшаве «один турист, только что вернувшийся из Вены, убил бывшего шахматиста».
— Это еще не все, — сказал Лотар и вытащил из пакета большую стеклянную банку, похожую на банку с джемом: на боку у нее красовалась яркая этикетка, — кто с тунцом к нам придет, уедет с икрой.
Он поставил банку рядом с Липиццанером.
— Два килограмма белужьей икры. Было непросто. Повсюду камеры. Когда съешь, сделай из нее аквариум. Мне бы хотелось, чтобы ты, вернувшись домой, купил золотую рыбку и назвал ее Лотаром. Сделаешь это для меня?
— Конечно, — сказал я растроганно, рассматривая банку с икрой. Похожую банку, только гораздо меньших размеров, я сам стащил когда-то в магазине «Билла».
— Спасибо вам за все, — патетически начал я, — но ведь я еще не умер и в ближайшее время не собираюсь. Давайте лучше сделаем то, что делают в такие моменты настоящие мужчины. Подойдем к окну.
Я потащил их за собой. Встал посредине. Справа от меня был Лотар, слева — Болек. Мы смотрели в окно. Перед нами простирались венские крыши. До нас доносился уличный шум. Звезды были так близко, что, казалось, их можно потрогать.
— Что вы видите? — спросил я.
— Вопрос кажется мне знакомым, — сказал Лотар.
Я повторил:
— И все-таки, что вы видите?
— Вижу множество улиц, до которых скоро доберется мой отбойный молоток, — сказал Болек.
— Я по-прежнему вижу озеро и множество рыбаков-идиотов.
— А еще? — спросил я.
— Кучу крыш, явно нуждающихся в ремонте. А если я немного поднапрягусь, то увижу внизу симпатичную венку, которую вскорости подцеплю, — сказал Болек.
— Что за спектакль, Вальди? — спросил Лотар. — Мы пытаемся удержать тебя от самой большой ошибки в жизни, а ты устраиваешь какую-то странную игру во «что вы там видите». К чему?
Сделав вид, что не расслышал, я продолжал:
— Просто я хочу рассказать вам, что вижу я. Давно уже я вижу совсем не то, что увидел, когда только приехал сюда. Не вижу ни Запада с большой буквы, ни Рая, который так сильно манил меня прежде. Я вижу город, где выкопал бассейн, оказавшийся вовсе и не бассейном, город, где я пережил больше, чем за всю предшествующую жизнь. Вижу парк: где-то там под кустом дремлет утка, — я указал пальцем в темноту, — она направлялась как раз туда, когда скрылась за серой крышей. Благодаря вам она пережила самое яркое приключение за всю свою утиную жизнь и после этого стала совсем другой уткой. Но теперь медленно наступает время возвращения.
Читать дальше