Радек Кнапп - Советы пана Куки

В первый день я бы, наверное, просто побыстрее оттуда смылся. Но к тому времени я уже немножко знал жителей города и представлял, как вести себя с ними. Достаточно сказать венцу «Gruess Gott» [1] Букв. «Приветствую Бога» (нем.) ; в Австрии — обычное приветствие. Далее в тексте романа переводится как «Бог в помощь». , и он растает. Едва я сказал парочке «Gruess Gott», они, как автоматы, в ту же секунду ответили «Gruess Gott» мне, потом улыбнулись, хотя и довольно настороженно, и я спокойно пошел своей дорогой. Жители Вены — самые вежливые люди в Европе. Первым делом они приветствуют Бога и только потом уже разбираются, с кем имеют дело. Однажды я наблюдал, как какой-то бродяга зашел в дорогой отель «Захер». Прежде чем его вышвырнули, он успел добраться до регистрационной стойки. Но и после того как его выставили вон, носильщики долго еще, сняв шляпы, повторяли ему вослед: «Всего доброго, господин, всего доброго».

Их дружелюбие таинственным образом перекликается с запретительными табличками, коих в этом прекрасном тихом городе просто не счесть. Стоит выйти на улицу, тебя тут же извещают, что ни в коем случае нельзя делать того, другого, третьего, пятого и десятого. Ходить по газонам, стоять слева, проходить справа, переступать через желтую линию, заходить за красную — в Вене все это строго запрещено. Даже для детей есть специальные запретительные таблички. Однажды я проходил мимо детской площадки, так у входа их было вывешено просто несметное количество: нельзя было играть в футбол, качаться на качелях, кататься на роликах и на велосипеде. Во время гололеда входить на площадку разрешалось, лишь приняв на себя всю ответственность за возможные последствия. Все это кажется весьма странным, особенно учитывая, что жители Вены не производят впечатления людей, склонных к нарушению законов. Большую часть времени они сидят в уютных кафе, листая газеты и потягивая «меланж» — кофе со сливками. Лишь изредка тот или иной смельчак решается заказать что-нибудь покрепче и тут же впадает в задумчивость, пытаясь придумать, как же ему потом, по дороге домой, благополучно миновать многочисленные таблички.

Надо сказать, насмотрелся я не только на жителей города. В первые же дни я посетил целую кучу музеев и памятников, и всюду было полно иностранцев. Катаясь в Пратере на чертовом колесе, — мне хотелось увидеть сверху весь город, — я опрометчиво уселся в одну корзину с итальянским семейством. По непонятным причинам они решили, что я русский. А у них было одно необъяснимое, но очень прочное убеждение, что все русские без ума от шоколадных батончиков. Наверное, на родине у них собственная фабрика этих батончиков, потому что каждую минуту они совали мне по конфете. В самом конце, когда все члены семейства уже всучили мне по одной, ко мне тихонько подошла итальянская бабушка и с сияющими глазами всунула в руку твердокаменный батончик весом с хорошую гирю. Из-за этих конфет нам так и не удалось рассмотреть город. Когда мы спустились, итальянцы сразу решили прокатиться еще раз и настойчиво звали меня с собой. По счастью, мне удалось объяснить им жестами, что теперь мне необходимо срочно вернуться в Россию, чтобы поделиться батончиками с родными.

На следующий день в Шенбрунне я решил прибиться к группе немецких туристов. Мы шли за гидом, который был настолько хорош собой, что женщины не видели вокруг ничего, кроме его особы. Их совершенно не раздражало, что ногти у него невероятно грязные и это бросается в глаза. Он размахивал руками, будто дирижировал происходящим во дворце, а дамы только вздыхали. Наверху на террасе мужчины все-таки взяли реванш. Гид наклонился над прудом и, не слишком галантно ткнув пальцем в розовых рыб, сказал:

— Дамы и господа, среди этих карпов есть тот, которого кормил еще сам император Франц-Иосиф. Кто мне его покажет? Может быть, вы, девушка в пестром платье?

Девушка в пестром платье, не раздумывая, указала на какую-то рыбу.

Гид усмехнулся:

— Нет-нет. Тот, что рядом.

И указал на точно такого же карпа. Дамы, сгорая от любопытства, склонились над бассейном и уставились на рыбину, которую кормил сам император.

Тут кто-то из мужчин, не сдержавшись, заметил:

— Молодой человек, этому карпу от силы пять лет.

Гид, сладко улыбнувшись, спросил:

— Вот как? У него на спине что ли написано?

— Я всю жизнь развожу карпов. Разбуди меня ночью и покажи карпа — я назову вам его возраст. И потом, карпы живут не больше двадцати лет.