Сергей Гавань - Смарагдовый трон (роман)

По левую руку леса были преимущественно лиственными. Многочисленные дубовые, солнцедавные и грабовые кущи перемежались светлыми среброзовыми рощами и служили кровом для всевозможной живности и зверья покрупнее, а также разбойников и крестьян. А в её центре стоял Забрасин - город-приют для ремесленников, дровосеков, фермеров и торговцев всех мастей. Впрочем, главная его особенность заключалась не в этом.

В одной лиге от двух всадников, из-под блестящего на солнце зелёного полога вытекала тонкая ниточка реки. На её берегах ютились десятки деревянных изб. Юго-восточный ветер доносил отдалённый лай собак и смутно угадывающийся дымный запах.

Горячий июльский воздух полнился щебетаньем полевых пташек и слитным жужжанием мошек. Звуки цикад въедались в голову подобно тупому зубилу.

Гирем обливался потом, пока не последовал примеру Джаффара и не сбросил с плеч плащ, оставшись в лёгкой рубахе. Вишнёвые Оковы были приторочены к седлу, слева болтался походный мешок со всем необходимым для дороги. Гарапас сносил походные невзгоды со всей присущей бадакайским скакунам гордостью.

- Ничего, родной, ещё неделя-другая - и ты как следует отдохнёшь, - нагнувшись к конскому уху, прошептал он в очередной раз, и погладил животное по шее.

Рядом на спине рыжего коня по кличке Тепралан покачивался Джаффар. Гирем выпрямился в седле и поймал его добрительный взгляд.

Хронист, казалось бы, переносил жару гораздо легче своих спутников. Он неутомимо шутил, поддерживая затухающие разговоры, рассказывал разные истории о Бьялви и людях, населяющих тамошнее плоскогорье, порой даже учил Гирема.

Джаффар был неисчерпаемым источником информации. И что главное, в отличие от старика Манти, он объяснял сложные вещи простым языком, так что Гирем впитывал в себя всё подобно губке.

За время дороги хронист стал для него кем-то вроде учителя и духовного наставника, заменив Алана. Но в отличие от всегда дипломатичного и предельно честного дяди, в Джаффаре виделась какая-то задиристость и лукавство, проявлявшиеся в их беседах и его разговорах с другими членами отряда. Но несмотря на некоторую искусственно нагнанную ауру таинственности он казался куда более простым и открытым человеком, нежели Алан.

С Остисом Джаффар нашёл язык в первый же день, когда помог тому выследить зайца, которого выдали торчавшие из травы уши. У хрониста оказались очень зоркие глаза. Вместе с солдатом они приготовили вкусную мясную похлёбку, которую похвалил даже отец.

К Сиверту, который оставался скрытным и нелюдимым в первую неделю, Джаффар нашёл подход не сразу. Гирем случайно обернулся и успел увидеть, как хронист закончил что-то тихо ему говорить и хлопнул его по плечу. В последующие дни Сиверт стал постепенно приходить в себя, хотя смотреть ему в глаза Гирем всё равно не решался.

Сложнее всего Джаффару приходилось с Рензамом. Не то, чтобы отец явно выказывал неуважение к своему спутнику. Нет, он порой отвечал на его вопросы или задавал свои. Однако в одном только выражении лица Рензама сквозило холодное недоверие. Его хронист явно сторонился.

Гирем наблюдал за отношениями, царящими внутри их отряда, но вмешиваться смысла не видел. Что он может сказать отцу насчёт их нового товарища? В сущности, ничего. Хронист предъявил доказательства связи с самими Кархарием и Саламахом Инги, помог в поимке ведьмы. Что ещё можно от него требовать?

И всё же за отцом, Сивертом и Джаффаром Гирем присматривал с особым вниманием. Инстинкт самосохранения и осторожность укоренились в нём с младенчества.

Ещё в детстве, когда он, Хрестофер и Алан гуляли у реки, в которой плескались деревенские дети, дядя предложил им присоединиться на мелководье. На это Гирем, ешё пятилетний мальчик, с подозрительностью спросил у него: "Ты что - хочешь меня утопить?"

И не полез в реку. Хрестофер, который был ещё младше него, хоть и рассмеялся над этими словами, но в реку тоже не полез, встав за его спиной.

Было ли это трусостью или паранойей? Гирем предпочитал считать это благоразумием и осмотрительностью. И, глядя, как вляпываются в неприятности друзья детства, порой лишаясь и жизни из-за своей безрассудности и легкомыслия, он лишь упрочивался в своей вере.

Cамый большой урок он извлёк из того, что всего два года назад случилось с Хрестофером.

Младший брат, глупец, отправился исследовать грозные, подавляющие своими размерами Джихалаи, чьи отвесные склоны состоят из серо-стального льда и каменной породы, чьи глубокие ущелья не имеют дна, и чьи многочисленные пещеры полнятся страшными хрипящими, клацающими и цыкающими звуками.