Паскаль Киньяр - Тайная жизнь

Речь, вошедшая внутрь, препятствует архаическому пиршеству, препятствует разрушительному объятию, которое приводит к распаду питательного тела погибшей матери, выпитому до дна, — а ведь мы и она были одно.

Если то, что определяет удовольствие, есть пожирание, тогда, в сущности говоря, сексуального удовольствия не бывает.

Есть лишь фрагменты сексуального удовольствия, отдельные внедрения: член, семя, губы, соски, пальцы, экскременты и т.д.

Шепот.

Фрагменты и мусор.

(Сравнимые с fulgura и symbola .)

Омофагия [95] Поедание сырого мяса. представляла собой основу римской вакханалии: воистину, это было bacchatio [96] Исступление ( лат. ). . Во время дионисийского обряда омофагия состояла в поедании живьем молодого человека: от его тела последовательно отрывались куски вплоть до пожирания его сердца.

Вакханки сначала возбуждали, а потом отрывали член. И пожирали его.

Коррида.

Запрет.

То, что христиане называли причастием, состояло в употреблении внутрь в двух разных формах плоти и крови распятого человека.

Соединяться — значит поедать.

Скорбящая Артемисия [97] Артемисия III Карийская (ум. 350 г. до н.э.) — сестра и жена карийского правителя Мавсола. После смерти последнего правила Карией в течение двух лет до своей смерти. сознательно съела пепел своего усопшего супруга, чтобы сменить его на карийском престоле. Именно этот акт поедания следует назвать мавзолеем. Царица Артемисия создала себе дом скорби после того, как превратила собственное тело в живую могилу любимого. Артемисия изобрела мавзолей, соорудив его для Мавсола, и здесь мы прикасаемся к изобретению души. Цицерон сказал, что, сделавшись царицей, Артемисия превратила свою скорбь в «нетленное хранилище». До такой степени, продолжает Цицерон, что Артемисия могла полагать, что ее горе всегда будет «свежим» («недавним» — слово гораздо более подходящее, чем то, которое употребляет Цицерон), поскольку кровь постоянно орошает и обновляет его. Здесь Цицерон описывает пресуществление [98] Претворение в таинстве евхаристии хлеба и вина в истинные тело и кровь Иисуса Христа. , полное преобразование одной субстанции в другую.

И наконец, Цицерон предполагает, что царица Артемисия умерла, заразившись смертельной болезнью мужа, которую подмешала к вину вместе с пеплом.

Отсюда легенда, приписывающая Артемисии изобретение монастырей, — не столько потому, что монахини жили в некоем подобии мавзолея, где в роли Мавсола выступает Иисус, а потому, что, имитируя страсть к небесному супругу, они причащались его смерти.

Царица выпивает еще теплый пепел царя.

Испитие смерти заставляет предположить сексуальное поведение, которое культивировала царица при жизни супруга, — сосать живородный сок живого. Таким образом можно вывести чувственные, в данном случае орогенитальные, предпочтения царицы и предположить месопотамский, африканский смысл, который она вкладывала в это предпочтение: питье жизни описано как впитывание в себя бессмертной материи.

Речь идет об обновляющей пище, дающей бессмертие.

Царица Артемисия обессмертила Мавсола, смешав его со своей кровью и теплом своего тела, будто для нового вынашивания.

Предоставив ему свое живое тело в качестве храма.

Существует два мира, потому что существуют два пола (или, по крайней мере, есть граница между обоими, поскольку существуют половые различия).

Что такое половые различия? Асимметрия, превратившаяся в плоть.

Отсюда мысль Элоизы: «Я несравненно больше страдаю от того, каким образом я утратила тебя, чем собственно от утраты тебя».

Et incomparabiliter major fit dolor ex amissionis modo quam ex damno.

Половые различия заключаются в том, что невозможна симметрия между мужчиной и женщиной.

Именно любовь всю целиком можно подытожить старинным средневековым правилом: « Expressio unus est suppresio alterius ».

«Выражение одного есть подавление другого».

Любовь — союз не соединительный. Стремясь к единству, признавая себя любовью, любовь обнаруживает, что она невозможна, потому что хочет устранить половые различия, мешающие единению.

Два разных пола не могут ни слиться воедино, ни соединиться. Они могут соприкасаться, наслаждаться доступным им наслаждением, испускать доступное им излучение, но они не могут ни понять друг друга, ни победить друг друга, ни стать одним и тем же.