«Мы вдвоем — и все остальные». Так определяется половое поведение у живородящих.
«Мы вдвоем подобны и взаимны». Вот чему подчиняет речь, изобретенный ею диалог, эгофория [92] Ego ( греч. ) — я, phoria ( греч. ) — эйфория, упоение. Эгоцентризм, возведение в абсолют собственного «я».
любого прибегающего к ней собеседника.
Означающее (захватывающая сцена, невозможное воссоединение двух полов во время гетеросексуальной копуляции) немедленно обретает означаемое (смысл): «Мы одно целое». Смысл всегда терпит неудачу. Двое никогда не бывают едины. Именно поэтому, кстати, как бы люди в наше время ни приукрашивали «смысл жизни», как бы ни превозносили его, как бы ни поклонялись ему, мы все-таки умираем.
*
Почему так много женщин и мужчин испытывают оргазм, несмотря на весь дискомфорт?
И на то, что это бывает так редко?
И в одиночестве?
Почему секс представляет для людей такое мучение?
Синкретичное прошлое наводит ужас.
Поглощающая Панталасса наводит ужас.
Почему необходимость совокупляться как животные, забирающиеся одно на другое, и никак иначе, сообщает их чертам такое изумление? Их сердцам такую поспешность? Да еще такую неловкость при описании, изображении или ваянии этого акта?
А вот в кровоточащей душе Элоизы во время мессы ничего этого нет.
Но почему же образ, который женщины и мужчины приобретают во время репродуктивного соития, чаще всего пугает их?
Соитие унижает. Его звуки смущают. Сопутствующее ему положение, характерное для всех млекопитающих животных, раздирает их рты отвратительным смехом.
Лишь речь возносит его до любви, выталкивая его в молчание, отведенное для него, — молчание служит ему спасительной сенью.
*
Объединяться означает сливаться воедино.
Единение не отличается от внедрения. А внедрение от поглощения. Именно поэтому следует утверждать, что и наслаждение от еды, и наслаждение от объятия восходят к единению.
Любовь, эрос не имеют ничего общего с воспроизведением, родами, обществом, природой вокруг нас, речью, удовольствием.
Это означает пожирать и быть пожираемым — именно этот процесс выражает и запечатлевает этап зрительной завороженности.
Любовь — это завороженность, освобожденная от мифа; обнажение роднит ее с метаморфозой, с alter , с древностью, с матерью, с пожиранием, понимаемым как меланхолия, как прощание.
*
В своем романе «Левкиппа и Клитофонт» (I, IX, 4) Ахилл Татий [93] Ахилл Татий — греческий писатель (II в. н.э.).
напрямик утверждает, что союз глаз больше захватывает, чем коитус: это эротическое определение завороженности.
Двоюродный брат Клитофонта Клиний утверждает, что в любовном видении имеет место симплока [94] Стилистическая фигура, состоящая в том, что два отрезка речи имеют сходные начала и окончания.
более властная, чем при слиянии тел.
Он долго объясняет Клитофонту, что образы тел любовников проникают вглубь глаза, на поверхности которого они отражаются. Таким образом, лица мужчины и женщины соединяются в душе гораздо глубже, чем мог бы проникнуть мужской член в женское лоно.
*
Два тела составляют одно: ребенок в матери post coitum .
Одно тело равно двум: мать, выталкивающая младенца ex utero .
Аксиома. Два взрослых тела никогда не составят одно, даже прижавшись так плотно, как луна к солнцу во время солнечного затмения.
Полиморфизм (копуляция с родами, являющимися ее следствием, есть первый полиморфизм) немедленно сводится к риторике.
Вот тезис, на котором не очень-то принято настаивать: союз между любовниками — риторический, а не физический.
Это союз не столько неизреченный, сколько младенческий.
Этот риторический союз выражается в младенческом языке влюбленных — языке молчаливом, регрессивном (личиночном, зародышевом).
В речи два существа сливаются, как на заре: это возможно для них, поскольку сначала одно из них раздвоилось в тиши. В любви передается — иногда умолкая — язык, лежащий в основе человечности человеческого рода.
Следствие. При условии, что речь становится удовольствием, происходит реальная инкорпорация — инкорпорация речи другого.
Эрос — это возможность полакомиться архаичной речью, зачаточным наречием, языком, которому еще только предстоит сложиться. Любовь есть риторическое вторжение друг в друга. Пьер Абеляр обучает Элоизу и начинает с того, что заставляет ее читать; Франческа да Римини и Паоло читают шепотом; Ромео и Джульетта шепчут, переписываясь, и т.д.
Читать дальше