Владимир Шпаков - Смешанный brак

– А куда ушла… – я запинаюсь.

– Галка, что ли? Домой укатила, к мамаше в поселок. У нее мамаша инвалид, братишки младшие, и она всю эту ораву кормит. С одной стороны, золотая девка, с другой – такая зараза… Ее ж несколько раз из кабины выбрасывали на ходу! А она очухается – и опять на трассу!

Компенсацией за то, что «дальнобойщики» уехали без меня, служит приступ графомании в одном из придорожных кафе. Я буквально вижу, как к облакам, застилающим небо, взлетает мой гнев, мое возмущение, моя скорбь, чтобы пробиться к спутнику связи и, проскочив через систему антенн, обрушиться на голову Вальтера. Это единственный адресат, который может меня понять, остальные будут насмехаться и злорадствовать.

Как ни странно, я быстро получаю ответ. Да, Вальтер тоже сталкивался с двуличием здешних женщин, пробуждающих неприятие и жалость одновременно. Именно такая, пишет визави, моя преподавательница русского языка. Когда она входит в аудиторию в застегнутой черной куртке, иногда даже не сняв черные очки, кажется, она полностью закрыта. Строга, бесстрастна, готова жестко спрашивать, – но это лишь видимость. Ее выдает мимика, на нервном лице постоянно отражаются страх, волнение, неуверенность… А поступки бывают настолько нелепыми, что становится ее жалко.

«Может, не следует их жалеть? – пишу я. – Они ведь нас не жалеют, могут и отравить, и обокрасть…» Вальтер делает паузу, затем напоминает о чувстве долга. Есть долг, который надо выплатить, а дальше рассуждать – жалеть кого-то или не жалеть. Хорошо еще, про чувство вины не пишет, а то мне совсем стало бы плохо…

Отрываюсь от компьютера и вдруг замечаю: посетители кафе вместе с официанткой с подозрением наблюдают за моей «игрой» на клавиатуре. Наверное, приняли меня за шпиона, и я на всякий случай поднимаю руки: нихт шиссен!

Разделившись по двое, обитатели подросткового лагеря шерстят сосняк, березняк, постепенно приближаясь к границе болота. Маринка (подружка Веры), приложив ладони ко рту, оглашает лес громким ау. С другой стороны болота с готовностью отвечают; и слева отвечают, и справа. Возгласы – как поддержка, лекарство против страха, хотя Вера делает вид, что совершенно не боится. Ну, пропал мальчик из младшей группы, и что? Наверняка в город подался, к родителям под крылышко! Вместе с тем она знает, что у родителей мальчик не объявлялся, и те вторые сутки стоят на ушах.

– Может, его трясина засосала? – расширяет глаза Маринка. – Он же маленький совсем, если в болото попадет – никогда не выберется!

Вера стирает со лба паутину.

– С чего он в болото полезет? – пожимает она плечами. – Его вообще на станции надо искать, а не в лесу…

– Милиция уже десять раз была на станции, и что? Слышала, что директриса говорила? Возможен несчастный случай, поэтому весь лагерь его ищет!

На самом деле Вера жутко боится обнаружить за ближайшим стволом крошечный труп, изуродованный зверем или человеком; или заметить детскую ручонку, торчащую из зеленой ряски. Когда она предлагает обойти болото, чтобы самих не засосало, Маринка с готовностью соглашается. Она движется впереди, но внезапно тормозит. Даже сквозь свитер (так кажется) видны мурашки на спине Маринки, поднимающей дикий визг. Вера визжит следом, вцепляется в плечо подружки, и они орут на пару, пока не прибегает вожатый. Чего орем?! Это ж собака дохлая, не видите, что ли?! И точно – собака, мухами облепленная, наверное, из-за них и показалось, что в траве лежит человек…

– Ну ты и дура! – говорит Вера, когда остаются наедине. – Теперь над нами весь лагерь будет ржать!

– Мы сами будем над ними ржать, – отвечает Маринка, – потому что мальчик, скажу тебе по секрету, никуда не пропадал!

– Да? А где же он…

– Он просто сделался невидимкой. Он же савант, понимаешь? А саванты умеют становиться абсолютно невидимыми!

– Кто такие саванты? – спрашивает Вера.

– Это необычные люди. И мальчик необычный , ему просто скучно в этом дурацком лагере. С кем ему здесь дружить?! С кем общаться?!

– А-а! – говорит Вера. – Вспомнила! Мне про этих савантов рассказывала одна знакомая, ее Региной зовут.

– Надо же: одна знакомая! Да ты глаза-то разуй, может, узнаешь «знакомую»?

И вдруг становится ясно: это не Маринка, а Регина собственной персоной! И вообще они не в лесу, а в кабинете, где к Вере поворачивают экран компьютера.

– Как зовут этого человека? Правильно: Реймонд Бэббит. Хотя мы-то с тобой знаем, что это…