Владислав Отрошенко - Дело об инженерском городе (СИ)

Иоанновной, о чем в “Черкасской хронике” было записано: “Для уразумения нами громадности государства, а равно и для познания имен и

местоположений всех малых и великих городов, в нем обретающихся, Высочайше

пожалована нам в атаманство Данилы Ефремова новейшая генеральная карта всей

Московской Империи, показывающая земли от арктического полюса вплоть до

Японского моря и северных границ Китая”.

Стоя в лодке и не отрывая взгляда от произведения нюрнбергского географа, атаман не раз просил подать ему лупу. Вооружившись ею, он наводил ее на холмы

и равнины, изображенные в пространстве между Азовским и Каспийским морями, часто останавливал в устье Дона, медленно двигал на юго-восток до персидской

границы, переносил в устье Волги и снова возвращал на запад через калмыцкие

степи на территорию Земли Войска Донского.

В “Хронике” отмечено, что атаман при этом о чем-то “усердно раздумывал”. В

какую-то минуту он даже выронил лупу, которая опустилась на дно, на затянутый

илом паркет. Некоторое время он пристально смотрел на круги, расходившиеся по

водной глади, затем спросил, обратившись к своей пешей свите, стара ли карта.

“Ему ответствовали, — сообщает Иорданов, — что карта, точно, стара, ибо уже и

самой царице Анне Иоанновне она мнилась совершенно негодной, отчего немецкий

географ Маттеус Зойтер сочинил для нее в Аугсбурге новую карту, начертанную в

тот самый год, когда Войску была пожалована старая”.

Ближе к вечеру атаман замышлял поплыть на северную окраину острова, на Ратную

площадь, где в церкви Преображения хранилась, как ему доложили, эта новая

зойтеровская карта, присланная в Черкасск при императоре Павле Петровиче. Но

замысел этот не был осуществлен. Течение реки, разбуженное осенним паводком, было чрезвычайно стремительным. За стенами дворца река ломала деревья и

усадебные ограды, закручивая их в свирепые водовороты. “Войсковые старшины, — пишет асессор, — мольбами отвратили атамана от опасного предприятия”.

*

Из повествования Иорданова явствует, что до 16 ноября никто из черкасских

штаб-офицеров, бродивших в этот день за атаманской лодкой, включая и самого

хрониста, не знал о письме инженера Франсуа де-Волланта — Франца Павловича

Деволана, как его называли в России.

Но уже через неделю в “Черкасской хронике” появилось первое упоминание о

неизвестном городе. Оно было окутано множеством всевозможных сообщений и

замуровано в монотонное предложение, в котором перечислялись события, происходившие 23 ноября 1804 года в пятом часу пополудни: “Прислала игуменья Ефросиния с голубем злую записку, требуя досок для

наведения мостков в монастырском подворье; приказал господин Войсковой

квартирмейстер удалить с Почтовой улицы сети, кои были расставлены там для

ловли белуг; вернулся в Черкасск без лодки, плывя на поваленном тополе, вахмистр Яманов, посланный доплыть до Деволанова города; потянуло дымом с

Васильева ерика, а на исходе сего часа был виден огонь над лесной биржей, отчего разгневался господин Войсковой атаман, ибо не ложилось ему на ум, как

учинили пожар при большой воде”.

Спустя еще неделю, накануне зимы, в Войсковой канцелярии, занимавшей два

светлых зала на “крымской” (западной) половине дворца, возникло дело № 2708, заглавие которого, изобретенное искушенным асессором — “Дело об инженерском

городе”, — предусмотрительно указывало на непричастность Черкасска к открытию

на Аксайском займище.

*

Зима принесла Черкасску новое бедствие. Оно было гораздо менее привычным, чем

наводнение. “Tutta la forza dell’inferno si и levata contro la Steppa Sarmatica”**, как выразился об этом бедствии секретарь де-Волланта Гаспаро

Освальди, впервые зимовавший в России. “Проливные дожди, — записал итальянец в

своем журнале, — шли с конца октября до конца декабря. Дон замерз только в

начале января. Безмерные воды, вылившиеся на равнину из его берегов и с небес, были скованы холодом в одну ночь. Теперь, по прошествии трех недель после

того, как это случилось, уже не осталось надежд на оттепель. Мороз доходит до

26о по Цельсию; большей же частью термометр показывает 23о ниже ноля, но снега

в стране казаков (nel paese dei cosacchi) нет вовсе, тогда как в России — лежит глубокий. За три недели погибло и покалечилось громадное количество

всадников и лошадей, так как гололедом покрыта вся Сарматская степь по обе