Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 03 (9), август

Пустынного древнего храма прохладный покой.
Ни фресок здесь нет, ни скульптур, ни убранства — одно лишь распятье.
Дрожит и колеблется пламя свечей в алтаре, и скупой,
сквозь узкие окна — сноп света в пылинках и солнечных пятнах.

Романская кладка и отбеленный камень шлифованных временем стен.
Дотронусь — вибрируя, эхо веков, словно током, бьёт в пальцы.
Всё длится неспешного летнего дня очарованный плен,
И тянется жизни канва под стежками судьбы на божественных пяльцах.

И замерло время. Ни звука. Молчанье. А там, в вышине,
под сводами плещет голубка живыми крылами.
Я знаю, чья это душа прилетела ко мне
и шепчет: — Я здесь, на земле, вместе с вами…

Эти светло-медовые дни
Я снизала в янтарные чётки.
Абрис твой в застеколье возник,
Но неясный, неявный, нечёткий…

Что за сполох родных миражей
На изломе, излёте дороги?..
К ним бежать по стерне, по меже,
Задыхаясь в горячке тревоги.

Словно червь шелковичный, тянуть
Драгоценную ниточку смысла,
Обрывать календарь — и в суму
Схоронить дорогие мне числа,

И на сердце сберечь, помянуть
И беду, и любовь, и утрату.
И прощенья просить, в дальний путь
Уходя. И платить свою плату,

Чтобы жизни угли вороша,
Достигая земного предела,
От вины не болела душа,
Отрываясь от бренного тела.

Июньских сумерек прозрачных акварель
и белое дыханье светлой ночи…
Чем дольше ждёшь, тем пролетит скорей
меж вечером и утром краткий прочерк.

Но сон нейдёт, и мыслей разнобой.
Измяты простыни и горбятся, как дюны.
И мне никак не совладать с собой
в тревожно-зыбком полусвете лунном.

В бессонницы тугие невода
войдёт вся жизнь в бульдожьей хватке века,
и слом веков — и чёрная вода,
заполнившая времени прореху.

Опять безвременье, и морок, и тоска
вседневной лжи, бездарные владыки.
Иллюзий пепел, дикости оскал.
И безъязыкость.

Как залп шампанского, сирень,
шипя и пенясь, за заборы
перелилась. Весенний день
в души распахнутые створы

нахлынул гомоном берёз
и щебетом, и стрекотаньем,
жужжаньем сытым вёртких ос,
слепящим синевы сияньем.

Средь наших сумрачных равнин,
где дождь и хмарь, и снег полгода,
как царский дар, втройне цени
хмельное пиршество природы.

И жизнью попирая смерть,
весна в купели нас омоет,
чтоб вновь любить и молодеть
с весёлой майскою землёю.

Вновь уста с устами слиты,
и любовное питьё
поцелуями испито.
Нега. Нежность. Забытьё.

Это головокруженье,
всполох счастья, жар и хлад,
безнадёжность и сомненья,
ожиданье — рай и ад.

Полнится души криница.
Только верить. Только ждать.
И в любимом раствориться —
без остатка всё отдать.

Сладко пахнет медуница.
Одурманены уста.
Лета пряные страницы
Ветерок перелистал.

В золотистую поляну,
Словно в омут, упаду,
Где отравою медвяной
Перехватывает дух.

Под жужжанье пчёл неспешных,
Под мохнатый гул шмелей,
Треск кузнечиков прилежных
Зной всё гуще, тяжелей.

Дня ленивое теченье
Длит июльская волшба.
И до головокруженья —
Губ горячих ворожба.

Брага неги богоданной
В каждой клетке разлита.
И загадка мирозданья
Так понятна и проста.

И дрожит, искрит, дробится
Сквозь ресницы солнца луч.
То ли снится, то ли длится
Одурь… Запах… Поцелуй…

Мне снился лев с раскрытой книгой,
Канала плавный поворот,
Дворцы в колеблющихся бликах
На стенах отражённых вод.

И мне приветственно кивали
Фигуры в масках и плащах.
Струилась розовая Фрари [1] Собор Санта-Мария Глориоза деи Фрари (Св. Марии Словущей, или Успения Девы Марии) — один из самых известных и знаменитых соборов в Венеции, где находятся одни из лучших работ Тициана, Дж. Беллини, надгробие Кановы, памятник Тициану и мн. др.
В жемчужно-лунных облаках…

И тень опального поэта
Из дальней северной страны
Скользила в лабиринтах света
В пределы вечной тишины.