Евгений Жук - Время в тумане

Содержание его было примерно таким же, как и у того, что получил в свое время Петька Громов, а конец, где Галя и ее муж предлагали ему дружбу, вызвал в Зотове — человеке в общем-то довольно спокойном — тихую ярость.

«Черт бы их побрал! — подумал он, вспомнив знакомую Громова. — Тяпнут тебя по темечку, а потом предлагают нежнейшую дружбу».

Со временем ярость прошла, и Зотову стало грустно и непонятно.

«Отчего это? — думал он. — Почему вышло так, что Галя замужем не за ним, Зотовым, а за другим — вот и подпись на конверте иная?» И Зотов понял, чего пугался, читая адрес…

Давно уже отслужил Зотов в армии, окончил четыре курса института, кричал «горько» на свадьбах многих своих однокурсников, пришлось побывать и на разводах; много лучше знал жизнь и понимал, что Галя была просто человеком, и человеком слабым, не справившимся с одиночеством, когда его, Зотова, не было рядом. И давно Зотов простил ее, но в душе его сломался какой-то винтик («Выработался устойчивый рефлекс», — думал про себя Зотов), и весь женский род если и не перестал существовать для него, то превратился в людей, обычных людей, среди которых были и друзья и недруги.

В школу Зотов приходил вечером, часам к семи. Занятия кончались, но жизнь в этом старом огромном здании не прекращалась, и он еще издали по освещенным окнам пытался определить, что происходит за толстыми серыми стенами.

Часто светились крайние три окна на втором этаже, И Зотов знал: Надежда Петровна со своим 10«А» решает очередной пример из «Пособия для поступающих в вузы». Иногда горел свет вполовину первого этажа: это родители первоклашек мыли за них полы. Здесь же вились и они сами, толкаясь и мешая взрослым.

Чаще всего сверкал огнями пристроенный к школе спортзал, и тогда Зотов невольно шагал быстрее…

Приближался Новый год. В институте за сдачей курсовых, зачетов, долгов это было почти незаметно, но в школе Зотов чувствовал предпраздничную суету.

Привезли пушистую, стройную елочку и поставили на втором этаже. А на следующее дежурство Зотов помогал тете Наташе и Софье Петровне, завхозу, украшать ее.

Елочка была пугливой, часто вздрагивала от прикосновений, а иногда и покалывала Зотова, когда тот, стоя на стремянке, пытался подвесить большой блестящий шар.

— Ох и здоров ты, ох и неуклюж! — ворчала тетя Наташа, подавая Зотову игрушки.

— Не отвлекай парня, — замечала завхоз, раскуривая очередную папиросу. — Завтра утренник у малышей.

— Ты сама хороша, Софья Петровна, — не унималась тетя Наташа. — Дымишь и дымишь — того и гляди спалишь елочку.

Зотов поглядывал сверху на этих пожилых женщин, почти старушек, и улыбался…

Наступил предпоследний день старого года.

— Сегодня будет жарко, — предупредила тетя Наташа. — Сегодня вечер у старшеклассников. Да ты не робей. Главное — посторонних не пропустить, а свои-то не шибко озоруют.

К восьми часам школа стала наполняться расслабленно-праздничными десятиклассниками и настороженными классными руководителями. Поплыл мандариновый запах. Возле входных дверей устроились два долговязых парня с красными повязками, и Зотов понял, что оказался не у дел.

Шум на первом этаже постепенно стих, стих он и на втором — началась торжественная часть.

Он прошел в приемную и из большого, стоявшего рядом со столом секретаря шкафа достал фотоальбом.

На каждом листе было по две фотографии: слева — выпускник с торчащим чубом; справа — он же через много лет, иногда поседевший, иногда полысевший; а в центре — эти многие-многие годы, влитые в скудные, ровно написанные ученицей-отличницей фразы…

Таких альбомов было много — шкафу становилось тесно от них. Зотов от нечего делать часто рассматривал их.

Но вот сейчас выпускники старой школы, мелькнув, скрывались друг за другом, растворясь в толще альбома и не зацепив взгляда Зотова.

Перед его глазами кружилась елочка, но не новая, а давнишняя, теперь уже старого-престарого года. У той елочки стояла Галя — одна, в белом. Зотов уже стал забывать ее платья и, кроме белого, выпускного, почти ничего не помнил…

Раздался стук, дверь отворилась, вошли две девушки. Они были близнецами, и, вскинув им навстречу голову, он даже растерялся слегка, а затем его охватило изумленно-радостное удовлетворение, наверное, за природу, за то, что она, создавая такое премилое личико, не поскупилась и воспроизвела его дважды.

Увидев Зотова, девушки нерешительно замерли. Молчал и он.