Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы

У нее вдруг закружилась голова, и она попросила открыть окно. «У тебя что, токсикоз? Че, ветром надуло? Отца-то знаешь?» Раздался грубый смех, его подхватили, он уже шел отовсюду, грохотал, они ржали и подталкивали друг друга локтями, как в каком-то народном танце. «Честное слово, вам что, кроме как обо мне, и поговорить не о чем? — бросила она, не успев перевести дух. — Хорошо, что я приехала, а то бы вы так и сгнили тут на корню, сдохли бы со скуки!»

Они оскорблено замолкли. «А ты не изменилась! — сказал ей кузен Поль, — все такая же зубастая. Неудивительно, что тебя до сих пор никто не обрюхатил! Не родился еще такой, кто на это отважится! Лучше уж на каторгу пойти, чем посадить себе на шею такую бабу сволочную! Нужно быть обдолбанным по уши или вообще дебилом!»

Ребенок! Ребенок от Марселя! Почему ей раньше это не приходило в голову? Тем более что он мечтал о ребенке. Он постоянно ругал Зубочистку, которая отказала ему в этом законном счастье. Стоило ему увидеть в рекламе ангелочков, измазанных кашей или гуляющих в вонючих «памперсах», у него сразу влажнели глаза.

Время остановилось и наполнилось смыслом.

Люди за столом застыли, словно она нажала кнопку «Пауза» на пульте. Слова обрели плоть. Ди-тя. Малыш. Младенец Иисус. Маленький щекастый Гробзик. Уж он-то родится в рубашке. Да что я говорю, в какой рубашке! В десяти рубашках, с целым гардеробом! Вот чем она поразит его — младенцем! Какая же она дура! Точно, именно это ей надо сделать: помириться с Шефом, залететь и потом ее хрен выгонишь с работы! Счастливая улыбка озарила ее лицо, вздох облегчения всколыхнул ее внушительную грудь.

Она обвела потеплевшим, растроганным взглядом своих кузин, братьев, дядюшек, тетушек и племянниц. Как же она любила их за то, что они подали ей эту светлую мысль! Как радовалась их пошлой болтовне, грубым шуткам и тупым рожам! Слишком долго она жила в Париже. Слишком уж стала городской, пообтесалась. И потеряла хватку! Забыла о борьбе классов, полов и кошельков. Надо приезжать сюда почаще, вновь познавать законы джунглей. Древняя истина: как сохранить мужчину? Выпустить чертика из табакерки. Сюрприз! Надо же было упустить из виду проверенный тысячелетиями рецепт, благодаря которому создавались династии и наполнялись закрома!

Ей захотелось обнять их всех, но она сдержалась и, напустив на себя вид оскорбленной целки, «нет-нет, я об этом даже не думала», извинилась, что сорвалась: «Я так расстроилась из-за мамы… Нервы на пределе, сами понимаете»; и, поскольку кузен Жорж уезжал на машине в Кюльмон-Шалендри, попросила взять ее с собой — так она могла обойтись без пересадки.

«Куда собралась? Мы и не повидались толком! Оставайся на ночь!» Она, улыбнувшись, поблагодарила, расцеловала всех, сунула племянникам и племянницам по банкноте и влезла в старую «симку» кузена Жоржа, проверив предварительно, не спер ли кто драгоценности, подаренные ее любовником, пока она была увлечена сценой Благовещения.

Оставалось самое сложное — помириться с Шефом, убедить его, что интрижка с Шавалем была мимолетной, что она даже не придала ей значения. Краткий миг отчаянья и легкомыслия, женская слабость… Наплести что-нибудь правдоподобное — например, Шаваль ее вынудил, запугал, избил, загипнотизировал, опоил… — вновь занять место фаворитки, получить гробзовский сперматозоидик и поместить его в ту самую табакерку, откуда он и выскочит чертиком.

Возвращаясь в Париж из Кюльмон-Шалендри в купе первого класса, Жозиана размышляла о своем плане. Она понимала, что все нужно разыграть по как по нотам, тонко и умело, очень аккуратно. Идти к цели следует осторожно, на цыпочках, главное, не спугнуть. Надо заново выстроить их отношения: терпеливо, кирпичик за кирпичиком, без нервов, без спешки, без ошибок — возвести пирамиду, которую невозможно разрушить.

Это непросто, конечно, но сложность задачи ее не пугала. Она переживала и не такие житейские бури.

Удобно устроившись на сиденье, она почувствовала, как тронулся поезд, и тут вдруг подумала о матери с нежностью: благодаря ей она вновь на коне, с оружием в руках.

— Они нас внутри будут ждать? Ты уверена? Надеюсь, ты ничего не напутала! Целый вечер в бассейне в Ритце, это же шикарррно! — промурлыкала Гортензия на заднем сиденье, потягиваясь. — Не знаю почему, но стоит мне выехать из Курбевуа, пересечь мост, и я словно оживаю. Ненавижу пригород. Скажи, мам, почему мы переехали в пригород?

Жозефина не ответила, высматривая место для парковки. Этот субботний вечер Ирис предложила им провести в клубе с бассейном. «Тебе это пойдет на пользу, ты выглядишь такой усталой, бедная моя Жози…» И вот уже полчаса она ездила по кругу. В этом районе не так-то просто припарковаться. Из-за недостатка мест вдоль тротуаров машины стояли в два ряда. Во время передрождественских распродаж на улицах не протолкнуться, повсюду люди с огромными пакетами. Прикрываясь ими, будто щитами, они прокладывали себе дорогу и то и дело совершенно неожиданно выпрыгивали на проезжую часть. Приходилось все время сигналить, чтобы их не раздавить. Жозефина наматывала круги, высматривая местечко, девочки начали волноваться. «Вон, вон там свободно! — Нет! Здесь парковка запрещена, меня оштрафуют. — Ну мам, какая ты обломщица!» Это их новое словечко «обломщик» они использовали теперь по любому поводу.