Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы

Они дружно рассмеялись.

— А как она отреагировала?

Филипп прижал палец к губам.

— Никак. Полная тишина. Не сказала ни слова со вчерашнего вечера.

— Вас сильно расстроила эта история?

— Вы не представляете, что это такое, Джон — постоянно жить втроем. К тому же если третий — призрак. Потому что она его, естественно, идеализирует! Он стал в ее глазах совершенным: красивый, умный, знаменитый, богатый, обаятельный, заманчивый…

— Вот только не особенно чистый. Ужасный грязнуля! Мог бы, между прочим, приложить какие-то усилия…

— Это в вас говорит брезгливый английский джентльмен. Габор — славянин, он живет сердцем, ни в чем себя не стесняя!

— Жаль, мне нравилось работать с вами.

— Когда будете в Париже, позвоните мне, сходим пообедать. Это не пустое обещание.

— Знаю. Я хорошо узнал вас за это время. Вы порядочный и надежный человек. Сначала я считал вас несколько зажатым, old fashioned [62] Старомодным (англ.). , но под конец очень к вам привязался.

— Спасибо, Джон.

Затем они поговорили о фильмах, о жене Джона Дорис, которая вечно жалуется, что никогда не видит мужа, о его детях… А потом пожали друг другу руки и разошлись. Филипп с грустью посмотрел ему вслед. Ему будет не хватать их встреч в аэропорту. В них был некий налет тайны, словно они готовили заговор, и Филиппу это нравилось. Он улыбнулся про себя и в душе посмеялся: вот единственное, что было в тебе от авантюриста, в тебе, человек с безупречным пробором.

Ирис пошевелилась и что-то пробормотала во сне. Что — Филипп не разобрал. Ему осталось развеять еще один миф, еще одну ложь: «Такая смиренная королева». Она не писала книгу, это точно. Ее написала Жозефина. Жозефина. Он позвонил ей накануне отъезда в Нью-Йорк с просьбой перевести контракт, и она очень вежливо отказалась. «Хочу вернуться к моему основному занятию. — В каком смысле? — К научной работе, к исследованиям. — Почему ты говоришь „вернуться“, ты что, их забросила?» Она помолчала и ответила: «Все-то ты замечаешь, Филипп. Надо мне следить за своей речью, ты опасен! — Только для тех, кого я люблю, Жози…» Она смущенно молчала. Ее обычная неловкость и стеснительность превратились в таинственную грацию, за которой угадывались глубина и тонкость натуры. Ее молчание уже не казалось смущенным, оно стало многозначительным. Он скучал по Жозефине. Иногда он набирал ее номер, но потом сбрасывал.

Филипп взглянул на спящую красавицу, полулежащую рядом с ним, и сказал себе, что его истории любви с Ирис скоро придет конец и этим тоже следует заняться: он не хотел терять Александра. Но будет ли она биться за то, чтобы оставить сына у себя? Не факт…

— Нет, ну ты опять меня удивляешь! Нырнула в раковину, и тут же всплыло все твое прошлое! Ничего себе! По мановению волшебной палочки!

— Клянусь, что все было именно так, как я тебе рассказала. Но если быть до конца честной, все началось раньше… Всплывали обрывки воспоминаний, какие-то фрагменты пазла, но смысл ухватить было невозможно.

— What a bitch, your mother! [63] Ну и сука твоя мать! ( англ .). Ты знаешь, что ее можно было привлечь к суду по статье о неоказании помощи человеку в состоянии опасности?

— А что ей оставалось? Она могла спасти только одного ребенка. И выбрала Ирис.

— И ты ее после этого защищаешь?

— Я на нее не обижаюсь. Мне все равно. Я пережила это.

— Да, но какой ценой!

— Мне так приятно освободиться от этих воспоминаний! Это прямо как подарок небес.

— Прекрати говорить мне о небесах и строить ангельские глазки.

— Я уверена, что у меня есть ангел-хранитель, и он меня оберегает…

— И чем твой ангел-хранитель занимался последние годы? Вязал себе новые крылья?

— Он научил меня быть упорной и терпеливой, а иногда и жесткой, он дал мне смелость написать книгу, он дал мне получить за книгу столько денег, чтобы я не думала о насущном куске хлеба… Я очень люблю моего ангела. Кстати, тебе не нужны деньги? Я скоро стану богатой и не собираюсь жадничать.

— Да брось, я очень богата.

Ширли пожала плечами, нервно закинула ногу на ногу, затем сняла.

Они были в парикмахерской — решили повторить церемонию мелирования. Сидели и болтали, похожие на две новогодние елки в своих серебристых папильотках.

— И ты по-прежнему разговариваешь со звездами?

— Через них я обращаюсь прямо к Богу. Если у меня какая-то беда, я молюсь, прошу Его помочь, дать мне силы, и Он это делает. Он всегда мне отвечает.

— Жози, ты себя обманываешь…