СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB - Кирилл и Мефодий

Братья вышли из патриаршего дворца. Туман поднялся. Бледное солнце осветило стены и лица людей. Все куда-то торопились, одни побирушки сидели на перекрестках, ловя милостыню и робкое тепло. Море в гавани было мутным, свинцовым, достаточно надоевшим братьям за длинную поездку. Они свернули в переулочек, чтобы посетить мощи святого Климента. Предстояла вечерня, на которой Константин скажет слово-молитву о святом, и так будет потом в течение сорока дней, ибо Климента уже записали в число сорока мучеников.

У церкви их ждал приятный сюрприз: Климент и Марин пришли повидаться с ними. Они долго держали и целовали их руки, будто встретились с долгожданными небесными ангелами. На вечерне были все, кто ездил в землю хазар. Слушая философа, Климент чуть не прослезился. Святые братья снова здесь, вернулись их защитники, чтоб прекратить страдания его и Марина. Климент не хотел тревожить их с самого начала, но нельзя было и не сказать им... Многое изменилось в монастыре после отъезда братьев в Хазарию. Сначала игумен и братия вели себя хорошо. Потом приехал какой-то монах, который подолгу не выходил от игумена. По вечерам в его келье собиралась монастырская братия и о чем-то шепталась. Монах оказался посланцем свергнутого патриарха. Он заверил игумена и остальных, что Фотию приходит конец, что папа прислал легатов, которые будут настаивать на его свержении, а Игнатия позвали на собор, чтоб вернуть ему место патриарха. Поверив болтовне посланца, братия чего только не делала, лишь бы изгнать Климента и Марина как сторонников Фотия. Для травли достаточно было того, что Климент и Марин пользовались защитой Константина и Мефодия и делали тайную работу в мастерской. Не будь прибыли от икон, игумен давно выгнал бы их. После второго утверждения Фотия братия перепугалась. Монахи стали избегать обоих послушников, лишь Пахомий продолжал их ругать ни за что ни про что, надеясь прогнать их, пока Константин и Мефодий не вернулись. Но молодые люди упрямо не покидали свою крепость под крышей, довольствуясь хлебом я водой и не показываясь монахам на глаза. В последнее время многие стали искать их дружбы, пытаясь загладить свою вину. Игумен начал угождать им. Так Клименту и Марину стало ясно; их защитники либо вернулись, либо скоро вернутся. И ученики заторопились в Царьград.

Константин и Мефодий молча выслушали их рассказ.

— А как книги?

— Целы...

— Слава тебе господи, — вздохнул философ.

А Мефодий с мрачной решительностью сказал:

— С сегодняшнего дня я игумен Полихрона!

И Константин понял, что брат только сейчас решил согласиться на предложение Фотия. В его словах слышались боль, вызванная принятием одолжения, и гнев сурового человека, который всегда ненавидел несправедливость.

Оба послушника, просияв, поцеловали руку нового игумена. Они решили, что вернутся в монастырь после приема Константина василевсом.

Михаил принял Константина и Фотия в конце недели. С обеих сторон стояли его возлюбленные Варда и Василий. Годы наложили свою печать на внешность кесаря, Василий же был строен, как Аполлон, силен и уверен в себе. Приняв дары и свиток от кагана, василевс по привычке протянул свиток Василию. Бывший конюх не умел читать и фамильярно отклонил царственную руку к Фотию, но патриарх знал только греческий язык и с легким поклоном передал свиток Константину.

Михаил улыбнулся этому странному путешествию свитка и заметил:

— Круг замкнулся на тебе, философ... Ясно, что в моей стране нет более ученого человека. Читай!

Развернув пергамент, Константин прочел послание кагана, написанное на самаритянском языке. Титулы и обращения были выдержаны в духе восточных поэтов; в каждой строке встречались пышные слова и красочные сравнения. Дойдя до места, касающегося братьев. Константин понизил голос. Каган писал следующее: «Ты, государь, прислал такого человека, который объяснил нам святость христианской веры. Так как мы убедились, что это вера истинная, мы велели всем добровольно принять крещение и надеемся, что вскоре и сами сделаем то же самое. Все мы Друзья твоего царства и готовы служить тебе, чем хочешь!»

Золотая печать кагана солнечном каплей искрилась на пурпурной ленте.

Михаил обвел взглядом своих приближенных: мол, каково? Подняв руку, он трижды перекрестил философа со словами:

— Бог одарил тебя мудростью, я дарю тебе свою дружб у!

Поцеловав руку василевса, Константин поблагодарил его за прекрасные, бесценные слова. Если эта дружба искрения, она может открыть ему путь к болгарской земле... Но Константин знал жития царей и святых и не особенно верил в дружбу сильных мира сего. Она как зимнее солнце: сегодня есть, завтра нет...