СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB - Кирилл и Мефодий

Худощавый мудрец, однако, не сдавался. Он все листал старый список Талмуда и хотел было прочесть что-то еще, но сидящий слева от него человек положил руку на книгу и сказал:

— Каждый еврей знает, что так и будет. Но не пришло еще время помазанника...

— Зачем обманывать себя? — вскипел философ. — Разве не сбылись предсказания пророков и слова бога? И Иерусалим погиб, и жертвоприношений нет, и все сбылось. Малахия ясно говорит; «Нет Моего благоволения к вам, говорит Господь Саваоф, и приношение на рук ваших не благоугодно Мне. Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву». А Даниил, послушав ангела, сказал так: «...до Христа Владыки семь седмин и шестьдесят две седмицы»... А как вы думаете, что это за железное царствие, о котором говорит Даниил в сновидении?

— Римское! — хором ответили все.

— А камень, что сорвался с горы без прикосновения рук человеческих?

— Помазанник!.. Но если признать, основываясь на предсказаниях пророков и других доводах, что он уже пришел, то как ты тогда объяснишь, почему все еще удерживает власть римское царствие?

— Оно уже не властвует, — ответил философ, — оно отошло в прошлое, как всё из видения. Ибо не римское наше царствие, а Христово, как пророк и сказал…

Много анергии потребовалось Константину в первый день диспута. На следующий день спрашивал главным образом каган, желая уточнить некоторые вопросы религии. Философ отвечал ясно, приводил примеры, чтоб всем непосвященным было легче понять. В конце спора потребовала к себе внимания отвергнутая магометанская вера. Сарацинский мудрец, хорошо знающий Константина со времени диспута в столице халифов, долго и чинно молчал, опасаясь его острой мысли. Но так как он рисковал потерять благоволение своих верующих в земле хазарской, которых и без того можно было перечесть по пальцам, то решил выступить. Погладив седую бороду и постучав по золоченой оправе Корана, старец попросил слова, но его опередил один из советников кагана:

— Скажи, философ, почему вы не чтите Магомета? он ведь очень хвалил Христа в своих книгах, написав, что от девицы, Моисеевой сестры, родился великий пророк, который и мертвых воскрешал, и любые болезни вылечивал?

Константин встал и, повернувшись к кагану, ответил:

— Пусть властелин рассудит, а ты ответь мне: если Магомет — пророк, то как нам верить Даниилу, сказавшему, что после Христа кончатся все видения и пророчества? И может ли Магомет быть пророком, если он явился после Иисуса? Что же, нам отказаться от Даниила?

Тут вмешались иудеи:

— Даниил говорит по вдохновению божьему!

— Магомет — лжец и враг нашего набавления!

— Все, что он изрек, — зло и срамота!

Тогда советник обратился к сарацинскому мудрецу:

— С божьей помощью наш гость положил на лопатки гордых иудеев, а вашу веру и вовсе отбросил, как скверну... — И, обратившись к присутствующим, сказал: — Бог дал христианскому царю власть над всеми народами и истинную мудрость, дал и истинную веру, без которой никому не суждено жить вечной жизнью! Слава богу во веки веков!

Нестройный хор мужских голосов торжественно провозгласил;

— Аминь!

Это вызвало слезы на глазах Константина. Взволнованно, подняв руку, призвал он всех принять христианство.

На следующий день свыше двухсот знатных людей ступило на путь Христовой веры и мудрости. Когда братья выходили в город, люди, которых они встречали по пути, кланялись им до земли, а кое-кто целовал руку и просил благословения. Из тех, кто приняли христианство раньше, братья рукоположили нескольких священников, чтоб они не давали угаснуть пламени веры.

Почти месяц провели братья и их ученики в городе кагана, обучая новых последователей Христа. Но сердце уже тянулось к родным местам, к тишине Полихрона. В сущности, Константин тосковал не столько по покою, сколько по оставленной славянской письменности — истинному делу их жизни. Хазарское государство было как вихрь, кто ведает, куда пойдет оно завтра. Народ — разноплеменный, и у каждого племени — свои законы. Так много верований, столько глупости и невежества — нет, не здесь светлая божья пива, о которой мечтают братья. Она ожидает их там, где живут люди одной с ними крови, и они торопились выполнить все поручения, чтобы поскорее двинуться обратно.

Кагану не хотелось расставаться с учеными людьми. Ему было приятно беседовать с ними и постепенно узнавать новую веру. Сам он не торопился с крещением. Он хотел властвовать над всеми верованиями. Принять христианство означало бы пренебречь теми, кто давно исповедовал иудейскую религию. Это могло бы усложнить его жизнь, а он хотел плыть по течению.