СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB - Кирилл и Мефодий

Склонив головы, при тусклом свете лампадки и дрожащей свечи оба долго занимались работой. Когда закончили, свеча уже догорела, лампадка тихо потрескивала.

— Я изучил письменности многих народов, прежде чем составить свою азбуку: армян, сарацин, израильтян, латинян, разных забытых и ныне живущих народов... Особенно понравились мне знаки авасгов [38] Авасги — жители Западно-Грузинского царства; автор имеет а виду грузинское письмо. — уж очень красивы на вид...

Константин встал, пожелал Клименту спокойной ночи и пошел к себе. Молодой послушник проводил его до самой кельи, он любил беседовать с философом.

Вернувшись на чердак, Климент разыскал огарок свечи и долго стоял над липовой доской. С особенным, трепетным волнением переписал он те знаки, что дополнят и болгарский, и славяно-болгарский говор... Стало быть, немало думал Константин, прежде чем создать свою азбуку, если так легко написал буквы для типично болгарских и славянских звуков. Сам Климент, для которого оба языка были родными, чувствовал, сколь трудно проникнуть в их звучание, а вот Константин это сделал легко. Нет, это немыслимо без бессонных ночей... Немыслимо...

С этого дня Климент считал себя богатейшим человеком: он мог одевать два языка в одежды трех азбук! Если он сможет перевести какую-нибудь книгу на болгарский язык, философ, наверное, обрадуется...

Сосредоточенное, бледное лицо Василия начало раздражать Варду. Недолго думая, он отдал слугу своему сыну Антигону и перестал интересоваться его судьбой. А с тех пор, как занялся переброской войска, совсем о нем позабыл. Устраняя Василия, кесарь выполнял и просьбу Ирины, по крайней мере ограждал себя от ее упреков. Теперь личной гвардией императора командовал Фотий, а своих телохранителей Варда подбирал сам. Это были люди сильные и проверенные, орудовали мечом так же, как асикрит пером и кисточкой, и были готовы отдать за Варду жизнь, он платил им больше, чем император своим маглавитам.

Какова же была судьба Василия? Кесарь забыл этим поинтересоваться. Его сын был патрикием [39] Патрикий ( от лат . «патриций») — одни из высших византийских титулов. , доместиком схол [40] Доместик схол —- здесь, главнокомандующий византийскими войсками ( греч. ). , имел право на личных телохранителей. Он был высокого роста, стройный, буйный и злой пуще отца. Люди в его охране редко задерживались. Или сами уходили, или он их устранял, считая, что тот, кто его узнал, уже стал ярым его врагом. Сначала Василий нравился Антигону своим молчанием, но потом он заметил, что глаза у Василия слишком умные и осуждающие, и в конце концов заменил его другим телохранителем. Таким образом Василий стал спускаться вниз по лесенке доверия без всякой вины, только из-за своей замкнутости и сосредоточенности, которые кое-кому не нравились. Василий болезненно переживал эти шутки судьбы. Особенно обозлился он, когда Антигон отдал его патрикию Феофилу, родственнику Варды, у которого он был не телохранителем, а старшим конюхом. Василий любил коней, но предпочитал скакать на них, а не орудовать скребницей или задавать им корм. Все это было унизительно, да и новое общество не нравилось ему: простые люди, живущие единственной заботой — льстить вышестоящим, чтобы сохранить свое место. Вот где Василий понял, что означает сила собственных кулаков, он часто до полусмерти избивал измученных слуг, и они терпели его тиранство. Только один, считая себя сильнейшим в доме Феофила, попытался сопротивляться, но Василий схватил что и с такой силой закинул на крышу, что тот умер. Люди впервые видели такое. Конюхи перепугались, сам Василий удивился собственной силе, долго рассматривал свои жилистые руки и все не мог понять, как это произошло. За убитого в лучшем случае ожидала темница, однако патрикий, осмотрев мощную фигуру Василия и пнув ногой мертвого, которого сняли с крыши, подошел и ощупал мышцы старшего конюха.

— Это ты швырнул его наверх?!

Василий в недоумении развел руками.

— Сам не знаю, как получилось, господин...

— Ну, если ты такой уж сильный, попробуй подвинь вон тот камень! — И указал на огромную мраморную плиту, лежащую внизу у лестницы.

Василий вяло подошел, нагнулся, схватил плиту и натужился, плита отделилась от земли, еще усилие — и вот он уже держит ее на животе, шея побагровела, стала похожа на красную черепицу.

Патрикий Феофил всплеснул руками.

— Чудо! — сказал он. — Ей-богу, чудо! Помню, приволокли эту плиту на двух упряжках, масса народу возилась, пока положили как следует!