Рэй Брэдбери - Дзен в искусстве написания книг

Вот как-то так. Если вкратце: вереницы имен существительных, изредка с прилагательными, которые обозначали неизвестную территорию, неоткрытые земли, немного о Смерти, все остальное — о Жизни. Если бы я не придумал эти рекомендации для Открытий, никогда бы я не стал тем, кем стал — любителем археологических или антропологических диковин, всеядной сорокой.

Той самой сорокой, что выискивает блестящие вещицы, странные штуковины и деформированные кости в кучах старого хлама у меня в голове, где свалены остатки разнообразных столкновений с жизнью, да еще Бак Роджерс, Тарзан, Джон Картер, Квазимодо и все остальные герои, пробудившие во мне желание жить вечно.

Как поется в старой песне «Микадо», «у него был свой маленький список», только мой список был вовсе не маленьким, и он привел меня в страну Вина из одуванчиков, и помог перенести страну Вина из одуванчиков на Марс, откуда я отрикошетил обратно в страну темного вина, в которую ночной поезд мистера Мрака прибывает задолго перед рассветом. Но самое первое и самое важное скопление существительных было наполнено шепотом листьев вдоль тротуаров в три часа ночи, похоронными караванами на пустынных железных дорогах и сверчками, которые вдруг умолкают без всякой причины, так что ты слышишь стук своего сердца, хотя лучше бы его не слышать.

Что приводит нас к последнему откровению…

В моем списке, составленном еще в школе, было Чудище, или, вернее, Чудище на чердаке.

Когда я был маленьким и мы жили в Уокигане, штат Иллинойс, у нас в доме была только одна уборная, наверху. Чтобы включить свет, надо было пройти почти до середины темного коридора. Я пытался уговорить отца, чтобы свет оставляли на ночь. Но электричество было недешево. Свет выключали.

Примерно в два или три часа ночи я просыпался, потому что хотел в туалет. Полчаса я лежал, разрываясь между мучительной необходимостью облегчить мочевой пузырь и страхом перед тем, что, я знал это точно, поджидало меня в темноте на ступенях чердачной лестницы. Наконец боль выгоняла меня из постели. Осторожно выбираясь в коридор, я говорил себе: беги со всех ног, подпрыгивай, включай свет, только не смотри вверх. Если взглянешь вверх прежде, чем включишь свет, оно будет там. Чудище. Кошмарное Чудище, притаившееся на лестнице. Поэтому беги вслепую; не смотри.

Я бежал, я подпрыгивал. Но каждый раз — это было сильнее меня — уже в самый последний миг я моргал и смотрел в жуткую темноту наверху. И оно было там, Чудище. Я кричал дурным голосом, и мчался обратно, и будил спящих родителей. Отец стонал и ворочался в постели, удивляясь, как у него получился такой вот сын. Мама вставала, находила меня, съежившегося в коридоре, включала свет и ждала, пока я сбегаю в туалет и спущусь обратно. Потом она расцеловывала мое залитое слезами лицо и укладывала мое дрожащее тельце в постель.

То же самое повторялось и следующей ночью, и следующей ночью, и следующей за ней. Доведенный до ручки моими истериками, отец откопал старый ночной горшок и засунул его мне под кровать.

Но я так и не излечился. Чудище осталось на лестнице навсегда. Мне удалось спастись, только когда мы перебрались на запад и мне уже было тринадцать.

Что я предпринял, недавно, по поводу этого кошмара? Ну…

Даже теперь, через столько лет, Чудище все еще прячется там, в темноте, и ждет. С 1926-го и до весны нынешнего 1986-го — это долгое ожидание. И вот, наконец, просмотрев свой верный список, я создал «Чудище на чердаке» — и смело взглянул и в темноту наверху, и в арктический холод, которые шестьдесят лет оставались на месте, в ожидании, когда их пригласят спуститься вниз, сквозь мои оцепеневшие пальцы — прямо к вам в кровь. Этот рассказ на основе воспоминаний был закончен на этой неделе, пока я писал это эссе.

Я оставляю вас у подножия вашей собственной лестницы, в половине первого ночи, с блокнотом, ручкой и списком, который надо составить. Вызывайте в воображении имена существительные, дразните свое тайное «я», почувствуйте вкус темноты. Ваше собственное Чудище ждет там, в сумраке на чердаке. Если говорить тихо-тихо и записывать все слова, которые захотят вылиться на бумагу из вашей нервной дрожи…

Чудище, притаившееся наверху, в вашей собственной сокровенной ночи… вполне может спуститься .

1986

Это непросто. Если кому-то и удавалось, то лишь ненадолго. Те, кто стараются изо всех сил, только отпугивают ее, и она убегает прочь. Те, кто поворачиваются спиной и идут по своим делам, тихонько насвистывая себе под нос, слышат, как она тайком крадется следом, привлеченная тщательно изображаемым пренебрежением.