Джон Ридли - Путь к славе, или Разговоры с Манном

Я обнял Дори, притянул ее к себе и сказал:

— Дори, я люблю тебя.

Она отвернулась, но я не дал ей возразить. Я тихо поцеловал ее, повторил несколько раз, что она нужна мне, что я должен быть с ней. Повторил, что люблю ее.

Наверное, она говорила, что я не в себе, что я пьян. Мне удалось ее разуверить. Удалось убедить ее в главном: что мы предназначены друг для друга. Мы должны быть вместе.

Вероятно, это Дори привезла нас в Лас-Вегас. Я был в таком состоянии, что живыми мы бы не выехали из Лос-Анджелеса, окажись за рулем я.

Конечно, того, что произошло, не должно было произойти, но я продолжал оставаться достаточно пьяным, чтобы купить пятидолларовую лицензию и десятидолларовую церемонию.

Наверное, я все еще был пьян, и можно сказать, что не страх перед угрозами толкнул меня на эту женитьбу. Брак был ошибкой, да, но эту ошибку я совершил не под угрозой ножа, приставленного к моей мошонке. Мне необходимо было верить, что я по-прежнему сам себе господин. Во всяком случае, мое эго нуждалось в подтверждении этого. Как бы то ни было, дело было сделано. Мисс Дори Уайт стала миссис Дори Манн. И вот в чем фишка: когда все осталось позади, я все-таки женился на БЕЛОЙ [53] Фамилия Уайт означает «белая». девушке.

Я позвонил Тамми. К тому времени, когда я собрался с мыслями и решил все ей рассказать, вести о моей женитьбе уже широко разнеслись: головорезы Гарри, видимо, позаботились о том, чтобы всем стало известно: слухи о его звездочке и Джеки Манне — не более чем слухи.

Тамми, видимо, предполагая, что я буду звонить, не подходила к телефону. Ни на пятый, ни на пятнадцатый, ни на двадцать восьмой раз. Тогда я позвонил в «Мотаун», попросил подозвать ее. Подошел Ламонт Перл.

— Дай мне поговорить с Тамми, — рявкнул я ему.

— Не думаю…

— Плевать мне, что ты думаешь. Она рядом?

— Это не…

— Рядом она или нет!

— Да, она ря…

— Позови ее к телефону!

— Зачем? Зачем, Джеки? Что ты ей скажешь, а? Что, черт возьми, ты можешь ей теперь сказать? — Голос Ламонта отрезвил меня, успокоил. Готов поклясться, я даже по телефону чувствовал, как его большой палец скользит по кончикам остальных четырех пальцев.

Я тихо проговорил:

— Правду.

— Правду, отъявленную ложь — какая разница? Разве теперь существует какая-то разница? Ведь ты женился. Ты женился на горничной, повинуясь минутному капризу, и столько лет отталкивал от себя Тамми. Невозможно смягчить такой удар после того, как уже нанес его.

Да. Да, конечно, невозможно. Да и была ли бы правда более утешительна: мне пришлось жениться на Дори, потому что меня собирались прирезать из-за связи с Лилией?

— Оставь Тамми в покое, — сказал мне Ламонт. — Если ты когда-нибудь любил эту девушку, лучше оставь ее в покое.

Только тогда до меня по-настоящему дошло, что я теряю Тамми. Тамми для меня потеряна. Я даже не знал, чем мы были друг для друга. Да, парень и девушка, это понятно, но я не знал, что мы, такие разные, давали друг другу. Противоположности притягиваются. Но противоположности борются, бранятся, не умеют разглядеть друг друга вблизи, не могут сойтись даже в том, какая погода на дворе — умеренно облачная или почти ясная. Так что я даже не знал толком, что мы приносили друг другу, понимал только, что теперь, когда я терял Тамми, она отнимала у меня неизмеримо многое: смысл жизни, ощущение цели. Уходя из моей жизни, она забирала с собой все и оставляла во мне пустоту — огромную, болезненную, бессмысленную дыру, неизлечимую рану, которую я сам себе нанес и которая никогда больше не могла заполниться ничем другим.

Я попросил Ламонта:

— А можно… Ты не передашь ей… Не передашь ей, что…

— Нет.

Я никогда больше не пытался звонить Лилии. Я боялся. Не того, что она огорчится. Меня ужасало то, что ей, при отсутствии у нее всякого любопытства, будет совершенно безразлично, что я женился. Она захочет со мной увидеться, я не сумею ей отказать, и вот тогда-то я поплачусь за свою похоть кастрацией на холме. Чтобы не искушать судьбу, я просто решил без всяких объяснений исчезнуть с ее горизонта.

Вероятнее всего, она вряд ли даже заметила мое исчезновение.

И еще была Дори. Дори, которой, пожалуй, пришлось даже тяжелее, чем Тамми или Лилии. Дори привязалась ко мне. Мы немного прожили вместе, месяцев восемь или около того, но было ясно, что долго наш брак не продержится. По-моему, Дори с той самой ночи, когда мы поженились, понимала, что я ее не люблю. По-видимому, я был ей так дорог, что она решила рискнуть, понадеялась, что со временем я ее полюблю. И что же вышло? Я каждую неделю отправлялся на гастроли, чтобы каждую неделю избегать ее: ведь Дори олицетворяла теперь в моем сознании все то, что разлучило меня с Тамми. Я никогда не обращался с ней плохо — если не считать, конечно, равнодушных взглядов и отстраненного молчания. И я никогда не просил у нее развода. Нет, милый паренек Джеки Манн никогда бы такого не сделал. Я просто довел ее до того, что она сама попросила у меня развод.