Николай Псурцев - Тотальное превосходство

Сидел в машине недалеко от ее подъезда, на набережной Шевченко, курил, смотрел, как автомобили катятся по мосту, как самолеты, мигая бело, пробираются между звезд, как в окнах домов люди показывают ночи свои руки и плечи, а иногда и лица, как смеются, как плачут, а чаще как уныло и неподвижно глядят перед собой, как печалятся, как горюют — скучно им, они никак не могут догадаться о том, что живут… Слышал запахи сгоревшего бензина, кипящего масла и нагретой проводки — у автомобилей; превратившегося в бесцветный пар керосина, казенной еды, нечистых, тронутых уже разложением или перевариванием выдохов трехсот пассажиров, нестиранных вещей в багажном отделении, слюны командира корабля, размазанной по влагалищу молоденькой, миленькой, плачущей от удовольствия стюардессы — у самолета; тухлых зубов, обосс… описанных трусов и брюк, и диванов, и кроватей, и стульев, и кресел, запахи богатых духов, разукрашенных глаз, отмытых ушей и кисло-солено преющих ног, засаленных волос, нездоровых выделений из сосков груди и из членов, свежих дорогих дезодорантов, молодых, тренированных, талантливых тел (мало, мало, мало вокруг молодых, тренированных, талантливых тел!), перегнившего дерьма и забродившей мочи, выстиранных наволочек и простыней, пыльных ковров, вонючих освежителей воздуха, удушливых помойных ведер, нагретой от трения человеческой кожи, силы, денег, уверенности (мало, мало, мало вокруг этих самых силы, денег, уверенности), дешевого табака, отборного табака, выдохшейся водки, йода, зеленки, блевотины, опаленных ногтей, тошнотворно фабричных пельменей, тушеного недоброкачественного мяса с недоброкачественной же капустой (потому что дешево) и возбуждающе душисто охлажденной свинины и парной баранины, рыбы тюрбо и рыбы дорады, рыбы ре и рыбы соль, тунца и морского языка, только что приготовленной лазаньи и маленьких хрустящих пирожков с мясом и овощами (потому что вкусно), газа метана, валидола, валокордина, корвалола, валерьянки — из квартир недалеких домов.

По боковой дороге, узкой, которая параллельно мостовой на набережной, между домами и деревьями, ветки с листьями отросли густо и длинно, с набережной дорогу не видно, две машины торопились навстречу друг другу, вдруг объявились, я даже не заметил откуда и как — все приглядывался к автомобилям на мосту, к самолетам меж звезд, к людям в квартирах за окнами, все принюхивался, думал зачем-то и о чем-то; большая и маленькая, «Жигули» седьмой или пятой модели и черный, громоздкий, угловатый джип «мерседес», моя автомашина на тротуаре стояла, темная, вроде как пустая, тихая, я еще, предусмотрительный, съехал вниз по спинке сиденья, когда и «Жигули», и «мерседес» замерли, покачиваясь недовольно, оба, радиатор перед радиатором, в сантиметрах друг от друга, в миллиметрах, только полголовы моей торчало над торпедой, но я все видел.

Поливали друга друга огнем фар. «Жигули» робко и тускловато, «мерседес» нахально и обжигающе. Не объехать. Дорога только в один ряд, кому-то придется сдать назад и возвращаться к тому месту, откуда он на эту маленькую дорожку въехал. Обе машины тонко, едва слышно, но низко и неукротимо гудели от истового негодования, праведного, неправедного, неясно.

Услышал голос водителя «Жигулей».

— Пожалуйста, — говорил он, — пожалуйста. — Из открытого окна его автомобиля слышал я его голос, судя по тембру голоса и по тону этого голоса, водитель уместился на сегодня в пятьдесят лет, немного больше, немного меньше, скорее больше, и существовал пока человеком обыкновенным и бесполезным, не злым и не добрым, не умным и не глупым, не красивым и не уродливым, такие умирают незаметно — для всех, но иногда и чрезвычайно трагично. — Пожалуйста! Пожалуйста, пропустите меня. Мы непоправимо нынче опаздываем… А сам я отступить назад сейчас не сумею. У меня второй день уже отчего-то не включается задняя скорость… Мы едем забирать нашу девочку. Ей сделали операцию — вырезали гланды. Ее часто мучила ангина… Пожалуйста!

— Твою мать, бля, на х…! — ему отвечали из джипа, голос представлял жестокую и недоразвитую суку, но с волей, и с энергией, и с амбициями, может быть с меленькими, но амбициями. Лет на тридцать тянул такой голос, высокий, сиплый, неправильный, неухоженный. — Уеб…й, падла! Порву, на хер! Покрошу, на х…! Крути назад, на х…! Ты че, пацан, еб…й рот, ты че, гнида?! Ты че, бля, не понял, что ль, ничего?! Убью, сявка!.. Убери тачку, притырок, на х…! На счет раз, мудель, на х…!