Николай Псурцев - Тотальное превосходство

Чушки на хряка напали, били его копытцами, визжащего, медленного, тяжелого, красноглазого, зеленозубого, грязного, жалкого, драли его уши, заглатывая их в рот целиком, чушки пинали его пятаками в бока, пукали ему в ноздри гадко, нечисто, куры клевали собак, рассвирепевшие, бесстрашные, накачанные волей и радостью; коты гонялись в небе за парящими соколами и орлами, звезды плевались на землю расплавленными осколками, солнце пинало луну, обжигаясь о ее холод… Тот, у которого дача под Владимиром, председатель приемной комиссии, увидел все это тотчас же после того, как Кудасов пробормотал свои нехорошие слова; председатель не хихикал, как все остальные, и не бил товарищей по плечам бодренько и вдохновенно, он хохотал — яростно и тоскливо, с напором и нажимом, подтягивая легкие к горлу, вот-вот уже пытаясь выдавить их из себя вместе с желчью и ужасом.

«Простите, извините, — сказал он, кашлял теперь уже грустно и печально, отсмеявшись, отрыгавшись, бордовый, обрызганный жирной влагой, в промокшей одежде, вонючей. — Строжайше и нижайше, — сказал, — прошу, простите и извините, непочтительны были-с, исправимся. Наказывайте, как пожелаете, все стерпим-с, и безропотно-с, ха-ха-ха, хи-хи-хи. Ошиблись, перепутали-с… Вы приняты, конечно, разумеется, безусловно. Больше экзаменов сдавать не надо. Никаких и никогда… Извольте, извольте-с…»

Не верил увиденному, думал спит или пьяный кто-то всыпал какой-нибудь крепкий транквилизатор или буйный антидепрессант в компот ему в студенческой столовой, или подсунул сигаретку с планом, или он сошел с ума, что тоже принимается, или члены приемной комиссии его разыгрывают, особенно похожий на нестриженого хряка председатель комиссии, хохочет, плачет, опять хохочет, извольте-с, говорит, никаких экзаменов, мол, и никогда-с, конечно, говорит, безусловно, говорит, и разумеется…

Но оказалось, что ошибки не случилось. Он не спал, и опьянение его не дразнило, и таблеток и порошков он никаких не глотал, и сигаретки с травкой ему никто не подсовывал. Это так он всех своими словами напугал. Всего лишь. Словами и видом, выражением лица.

Когда из училища вышел, проверил. Укушу, сказал со значением продавщице мороженого в киоске, и та, заволновавшись улыбчиво, не мешкая, отдала ему тотчас же двадцать порций разных сортов бесплатно, кричала вслед, что всегда рада быть ему полезной и необходимой, любимой — совсем простая женщина, кстати, ленивая и нелюбопытная.

У милиционера потребовал документы, и тот предъявил, моргая безнадежно, закрывая лицо руками, словно подманивая избиение и убийство — себя самого, понятное дело.

Катался на такси по городу полдня, ел бананы, пил пиво, лапал каких-то девчонок, подсаженных у трех вокзалов, таксист лукаво поглядывал на него и с готовностью приговаривал: «В любой день, в любой час, в любую минуту, в любое мгновение!»

…Соседи по дому теперь закупали ему продукты на неделю. Начальник ДЭЗа звонил каждый день, интересовался, не надо ли чего. Участковый пел ему колыбельные под окном поздними вечерами. Местные красавицы записывались к нему в очередь на ночевку. Он выбирал…

Его боялись. Люди его боялись. Правда, не все, но большинство… Он имел Дар. Он внушал страх. Недоделанный, недостроенный, необработанный, недовинченный, непротянутый, кривой, перекрученный, шаткий-валкий, без центра тяжести, подтухший, липкий Кудасов получил от Создателя Дар. За какие заслуги, во имя каких целей? Почему?

Изменился за несколько лет. Ноги, руки выпрямились, голова приемлемую форму приобрела, лоб подрос, затылок увеличился, лицо отвердело, вялое, безвольно болтающееся до того. Уверенность в движения влилась. Самоуважение в манерах проявилось.

Должностей не терпел — ответственности много. Но власти желал. Пусть не публичной. Пока. А потом придет время, возможно, он будет готов и к публичной. Мешали те, которые не боялись его. Их было немного, но некоторые из них принимали решения… В цирке один такой тоже был, но умер. Заместитель директора. Упал в люк на манеже, при непонятных обстоятельствах, разломал шейные позвонки. Перед смертью все шептал, несчастный, одно только слово: «Кудасов, Кудасов…» Все, кто были рядом, подумали тогда, что это он преемника своего таким образом обозначает, а не того, кто ему, возможно, умереть помог, возможно… Учился в училище легко. Оно и понятно. В цирк распределился тоже легко. И это понятно также без объяснений. Занимался административной работой. Иногда для развлечения работал под куполом воздушным гимнастом. Работал плохо, но с удовольствием. Никто не смел отказать… До директорского поста добираться не хотел. Метил в местечко повыше — но со временем.