Майкл Каннингем - Снежная королева

Похотливо усмехнувшись, Эндрю говорит:

– Чего же ты туда ходишь?

– Там такой покой. Особая атмосфера, даже в этой старой захудалой церкви. Сижу там и жду, вдруг что-нибудь такое… ну, снизойдет.

– Снизошло или как?

– Пока нет.

– Вот где они.

Баррет открывает глаза. На пороге стоит Лиз – точно так же, как за двадцать минут до того на пороге его комнаты стоял Эндрю. Неужели под конец жизни Баррет будет вспоминать всех, кто являлся к нему на порог, потревожив в очередном убежище?

– Привет, – говорит Эндрю.

– Уже без одиннадцати, – говорит она и входит в комнату. – Ну и помойка же.

– Тайлер с Бет коллекционеры, – говорит Баррет.

– Тайлер с Бет рассудком двинулись.

Она подходит к кровати и садится рядом с Эндрю, тот сторонится, давая ей место. В результате он придвигается почти вплотную к Баррету, касается его плечом и бедром.

Это сексуально, а как же. Но теперь, по мере того как пиетет в отношении его сходит у Баррета на нет, Эндрю из божества превращается в персонажа порно. Баррету это приносит облегчение, смешанное с грустью. Корабль уплывает. Взгляд Баррета натыкается на абажур с нарисованными парусниками, краска на нем местами облупилась и отваливается.

– Будешь?

– Чей это, интересно, кокс? – спрашивает Лиз.

– Не знаю.

– Тайлера, – говорит Баррет.

– А мне казалось, Тайлер завязал.

– Выходит, ты ошибалась.

– Неважно. Тайлер вам разве сказал, мол, ступайте в мою комнату и там угощайтесь из моих личных запасов?

– Эй, Лиззи, – говорит Эндрю. – Мы гуляем, Новый год, как-никак…

– Верните на место.

– В этой квартире все общее, все принадлежит нам троим, Тайлеру, Бет и мне, – говорит Баррет.

– Все, кроме наркотиков. Ни в коем случае нельзя брать чужие наркотики, если только тебя не угощают. А теперь живо положили кокс туда, откуда взяли.

Эндрю передает пузырек Баррету, тот открывает ящик тумбочки и сует туда пузырек.

– Тебе-то зачем эта дрянь? – спрашивает Лиз Баррета.

– Праздник все-таки. Новый год.

– Баррет тут мне рассказывал про то, как он видел свет. В небе над Центральным парком.

Эндрю и в голову не приходит, что у людей бывают секреты. И что иногда стоит поменьше болтать.

– Свет? – спрашивает Лиз.

Внимательнее. Лиз задала вопрос. Она вообще не очень расположена ко всему таинственному и необъяснимому.

– Не слушай меня, сейчас не стоит, – говорит он. – Я сам не понимаю, что несу.

– Это был такой большой шар. Красивый и могущественный, – говорит Эндрю.

– Баррет рассказывал тебе, что видел свет в небе?

– А еще я видел снежного человека, – говорит Баррет. – Самого настоящего, на Третьей авеню. Он как раз заходил в “Тако Белл”.

Лиз плотно сжимает губы, закатывает глаза к потолку, потом смотрит на Баррета.

– Как он выглядел? – спрашивает она.

Баррет делает глубокий вдох, будто собирается сунуть голову под воду.

– Он был такой… бледно-аквамариновый.

Лиз по-прежнему смотрит на Баррета. В ее лице появляется пытливо-недоверчивое выражение, как будто она детектив и подозревает, что Баррет говорит неправду о том, где он находился в ночь преступления.

– Я тоже однажды видела свет, – говорит она. – Высоко в небе.

– Да брось.

– Это было много лет назад.

– Где? Ну то есть понятно, что в небе…

– Я с крыши своего дома его видела. Дело было летом, я жила тогда в нижнем Ист-Сайде и работала у Джошуа в магазине. Я уже собиралась спать, но перед сном поднялась на крышу выкурить косячок. Если не ошибаюсь, забила я его гашишем с опиумом.

– Какой он был? – спрашивает Баррет.

– Какой? Я бы сказала, круглый. Или шарообразный.

– А цветом бледно-аквамариновый?

Лиз усмехается, почему-то мрачновато.

– Ближе к бирюзовому.

– Поподробней можешь рассказать?

Теперь она смотрит на него терпеливым взглядом женщины, утомленной чрезмерным мужским вниманием и за иронией скрывающей накопившееся раздражение.

– Летел такой забавный светящийся шар, – говорит она. – Было в нем что-то такое трогательное.

– Трогательное?

– Ну да. Вроде как в космическом спутнике из пятидесятых. Как будто этот шарик света залетел из каких-то других времен, тех, когда он считался новейшим чудом.

– Это непохоже на свет, который видел я.

– В таком случае мы видели разные вещи.

– А ты что-нибудь чувствовала? Ну то есть о чем ты думала, когда на свой шар смотрела?

– Я думала: хороший гашик, не забыть бы, у кого брала.

– И больше ни о чем?