Иэн Макьюэн - Сластена

Я заснула на час, и меня разбудил будильник. Помылась и оделась, как в тумане; думать о предстоящем дне не было сил. Дом отсырел и выстыл за ночь, но в кухне было веселее. У Бриджет в девять был важный экзамен, и Трисия с Полиной снаряжали ей завтрак в дорогу. Кто-то из них налил мне кружку чаю; я сидела в сторонке и грела об нее руки, слушала, как они подшучивают друг над дружкой, и жалела, что не могу стать адвокатом по имущественному праву. Когда Полина спросила, почему у меня такой хмурый вид, я честно ответила, что не спала ночь. В утешение меня погладили по плечу и дали сэндвич с яичницей и беконом. Я чуть не расплакалась от такой доброты и вызвалась перемыть посуду, пока они собираются. Это успокаивало: домашнее хозяйство, горячая вода, пена, пар над чистыми мокрыми тарелками.

Из дома я уходила последней. Перед входной дверью среди рекламных листовок, рассыпавшихся по линолеуму, лежала открытка, адресованная мне. На картинке — берег Антигуа и женщина с корзиной цветов на голове. От Джереми Мотта.

«Сирина, привет. Сбежал от эдинбургской зимы. Какое счастье — сбросить, наконец, пальто. Приятное таинственное рандеву на прошлой неделе, много разговоров о тебе! Приезжай как-нибудь повидаться. Ццц. Джереми».

Рандеву? Разгадывать загадки не было настроения. Я сунула открытку в сумку и быстро пошла к метро. Старалась быть мужественной и фаталисткой. Буря местного значения, скандал из-за финансирования, в любом случае от меня ничего не зависит. Могу потерять любимого человека и работу, но смерть никому не угрожает.

Я решила просмотреть газеты в Камдене, чтобы меня не увидел с кипой кто-нибудь с работы. Поэтому остановилась на ледяном сквозняке, продувавшем зал перед кассами через два входа, и занялась борьбой с трепещущими листами. На первых полосах Тома не было, но все полноформатные газеты, и «Дейли мейл», и «Экспресс» дали статьи о нем с разными фотографиями. В основном — повторение прежнего с добавлением отрывков из его заявления в «Пресс ассошиэйшн». Везде с его словами, что он не знает никого из МИ-5. Нехорошо, но могло быть хуже. Без свежей информации история, скорее всего, заглохнет. Так что через двадцать минут, когда я шла по Керзон-стрит, походка моя была почти пружинистой. Еще через пять минут я подошла к конторе, и пульс у меня не изменился при виде лежавшего на столе конверта внутренней почты. Там было то, чего я и ожидала, — вызов в кабинет Таппа к 9.00. Я повесила пальто и поднялась на лифте.

Они ждали меня — Тапп, Наттинг, седоватый высохший джентльмен с пятого этажа и Макс. У меня было впечатление, что я иду навстречу тишине. Они пили кофе, но мне никто не предложил, только Тапп показал ладонью на свободный стул. На низком столике перед ними лежала стопка газетных вырезок. Рядом книга Тома. Тапп взял ее, раскрыл и прочел: «Сирине». Он бросил книгу на вырезки.

— Итак, мисс Фрум. Почему мы во всех газетах?

— Это идет не от меня.

Короткую паузу заполнило мягкое недоверчивое покашливание, после чего Тапп нейтральным тоном сказал:

— Вот как. — Затем: — Вы… видитесь с этим человеком?

«Видитесь» он произнес так, что глагол прозвучал непристойно. Я кивнула, обвела глазами собравшихся и встретила пристальный взгляд Макса. На этот раз он не отвел взгляд, и я его выдержала. Он только раз глянул в сторону — когда снова заговорил Тапп.

— С каких пор?

— С октября.

— Вы видитесь с ним в Лондоне?

— По большей части в Брайтоне. По выходным. Слушайте, он ничего не знает. Он не подозревает меня.

— Вот как. — Это было сказано тем же равнодушным тоном.

— А если и заподозрил бы, вряд ли захотел бы делиться с прессой.

Они наблюдали за мной, ждали продолжения. Я почувствовала себя такой дурой, какой, по всему судя, считали меня они. Тапп сказал:

— Вы сознаете, что попали в серьезную неприятность?

Вопрос был законный. Я кивнула.

— Скажите мне, почему вы так думаете.

— Потому что, по вашему мнению, я не умею держать язык за зубами.

Тапп сказал:

— Выразимся иначе: у нас есть сомнения в вашем профессионализме.

Питер Наттинг раскрыл папку у себя на коленях.

— Вы написали Максу доклад, рекомендуя взять Хейли.

— Да.

— Вы уже были любовницей Хейли, когда это писали?

— Безусловно, нет.

— Но у вас было чувство к нему.

— Нет. Это пришло позже.

Наттинг повернул голову, чтобы я полюбовалась его профилем, пока он придумывает, как еще выставить меня женщиной, использующей службу в личных интересах. Наконец он сказал: