Джон Барлоу: Животная пища

– И наконец, – проорал шеф-повар, кружа около меня, – ТЕБЕ ИЗВЕСТНО, ГДЕ БИРЖА ТРУДА???

Последний вопрос он задал со спины, после чего схватил меня за шкирку, тряхнул и трижды ударил по голове, пока я летел вниз.

Потом ничего. Даже лежа на полу, я отчетливо ощущал испуганное оцепенение, воцарившееся на кухне. Лопатки замерли в масле, венички застыли в воздухе, и с них капал недовзбитый белок. Кровь холодной струйкой текла из моего рта на пол. Через некоторое время из разных частей тела в мозг начали поступать громкие сигналы боли.

– Чтобы через пять минут телятина была готова! – внезапно гаркнул шеф-повар, нарушив мертвую тишину. В ответ раздалось сдавленное мычание, и все вернулось на круги своя. Сослуживцы, перешагивая через мое раздавленное, ноющее от боли тело, бросали на меня сочувственные взгляды, но помочь не решались.

С огромным трудом я подполз к выходу и встал на колени. Когда я выбрался из кухни, ко мне подскочил один стажер и, убедившись, что нас никто не видит, прошептал:

– Зачем тебе эта смесь? Все хотят знать, особенно шеф. Он от любопытства просто спятил, но молчит, гордый. Что ты готовил?

Ответил я не сразу.

– Маллиган! – вырвалось у меня.

– Что?

– Великий Майкл Маллиган! Я приготовил ему стул!

Когда я приковылял к номеру ирландца, он уже собирался уходить, но без всяких раздумий затащил меня в ванну и помог умыться. Я попытался все объяснить, хотя язык болел немилосердно, но вдруг, вытирая меня влажным полотенцем, Маллиган нахмурился, как будто что-то поразительное пришло ему на ум.

– Боже правый! – сказал он, погладив по голове сначала меня, потом себя. – Да ты же почти моего роста! В толщину, конечно, не дотягиваешь, но и худым тебя не назовешь!

С этими словами он подлетел к шкафу, достал оттуда смокинг и дал его мне.

– Одевайся, мой мальчик, и забудь все свои печали! Ты едешь со мной!

Я сразу же переоделся. Костюм, разумеется, висел на мне, как палатка, но по длине пришелся почти впору, что придавало моему облику даже некоторую эксцентричность.

– Машина ждет, – сказал он, закурив сигару и поглядев на часы. – Сегодня ты будешь… м-м… Капитан Смак! Да, точно. Капитан Смак, помощник великого Майкла Маллигана.

Итак, фортуна вновь меня обласкала: разъяренный начальник избил до полусмерти, но благодаря этому я оказался на одной сцене с самим великим Маллиганом.

У ворот стоял сверкающий «роллс-ройс». Я забрался назад, а Маллиган втащил свое солидное тело на место водителя. Сиденье под ним казалось плоским и не таким упругим, как остальные. Оно напоминало бисквит, в который переложили яиц, – он многообещающе поднялся, но быстро опал в печи.

Маллиган достал из ящика одну бутылку с моей смесью.

– Глотнешь? – спросил он, разом всосав половину жидкости, а потом добавил: – Сегодня нам предстоит долгий вечер.

Пока мы ехали, я выпытывал из Маллигана подробности его приключений. В конце концов, по-видимому, утомленный моими расспросами, он сказал:

– Нет смысла рассказывать о моих выступлениях. Уверяю тебя, слова их не заменят. Потерпи немного, и тогда…

– Поживем – увидим, – пробормотал я. Мои блуждающие мысли полнились недоверием. Я не только подозревал этого полоумного великана во вранье, но и понятия не имел, куда он меня везет.

Маллиган резко остановился прямо посреди дороги, извивающейся вдоль берега. Меня дернуло вперед и чуть не сбросило с кожаного сиденья. Блестящие глаза ирландца вдруг потемнели, вспыхнули и уставились прямо на меня.

– Увидев, друг мой, ты все поймешь. Увидев, ты осознаешь.

Не сводя с меня глаз, он допил содержимое бутылки.

Наше путешествие закончилось, а мое ученичество – началось. С того дня я стал постигать практические и исторические основы этого примечательного ремесла. Маллиган рассказывал о далеком прошлом, о забытых героях, таких как Евсевий Таланте, Франц Пипек Летучая Мышь, Рокко Фонтане, Сэмми Линг («Он ел все!») с его пристрастием к галстукам. Он поведал мне о рекордсменах и скандальных событиях, происходивших в подворотнях баварских городков; о съеденном и (якобы) переваренном за мешок местных денег гнилье; о безвременной кончине Генри Тернса; о великих американских мастерах вроде Нельсона Пикла, который в расцвете сил размолол и за какие-то девять недель съел пианино (его тогда наняли рекламировать музыкальный магазин в Детройте). О да, то были времена сухого закона – лучшие времена для профессиональных обжор! Бедный Нельсон, приехавший в Европу, чтобы подзаработать на немецких пивных фестивалях, погиб от алкогольного отравления. Напрасно он решил, будто пиво везде одинаковое, и на спор выпил целую бочку бельгийского.