— Да, скажите мне…
— Что сказать?
— Какие именно вопросы о политике мне могут быть заданы и что я должен отвечать?
— Глава вашего блока, депутат Ж., собирается расклеить у себя в номере пять тысяч фотографий, на которых изображен он сам, обклеить ими все стены. Вас обязательно спросят, что вы думаете об этом.
— И мне ответить, что я полностью его поддерживаю?
— Так лучше всего, да, — сказал Кошкин, кивая.
— А как насчет законов, Земельного кодекса?
— Что насчет него?
— Меня могут спросить о нем? Какую позицию я занимаю или…
— Очень вряд ли, нет-нет, совсем так не думаю, что вас могут спросить об этом.
— Но почему? — осведомился я удивленно, — сегодня не состоится его принятие?
— Состоится. И о самом этом событии говорят довольно много.
— Тогда… нет, я решительно не понимаю…
Кошкин сел на мою кровать и пустился в разглагольствования:
— Вы еще не были ни на одном принятии закона. Поэтому и задаете такие нелепые вопросы. Но это ничего, сегодня вы многое поймете. А если нет, то понимание придет со временем…
Пока он говорил, я успел почистить зубы, надеть брюки и пиджак.
— Итак, я готов.
— Вы отлично выглядите, у вас очень представительный вид. Такой и должен быть у человека, которому предстоит вершить судьбами Родины.
Когда мы вышли из номера, Кошкин сказал:
— Вчера вы, должно быть заметили, что на всех депутатах галстуки трех разных цветов. Конечно, красные галстуки — это коммунисты. А желтые — демократы. Но демократов немного, всего девять человек, и они не очень хитрые. Более всего вам следует опасаться коммунистов.
— Но почему меня сделали либералом? Какими критериями руководствовались те, о ком никто ничего не знает?
— Не имею представления. Может быть, дело здесь в психологическом портрете. Но я слышал, что бывает по-другому — депутату выдают галстук, что называется, наобум и наблюдают, как он справляется со своими партийными делами. Если неудовлетворительно, то его отправляют в другую партию.
— И вы думаете, мой случай относится именно ко второму варианту?
— Нет, если честно. Ибо тогда они выдали бы вам галстук в первый же день.
— Но они этого не сделали. Значит, дело в психологическом портрете.
— Я назвал это так, но… — Кошкин запнулся.
Я посмотрел на него.
— Но что?
— Я точно не знаю, что я имел в виду. А может быть причина кроется в неких обстоятельствах вашей жизни, прошлого.
— Как вы получили этот галстук? Кто вам его передал?
В ответ на мой вопрос Кошкин сделал каменное лицо, как в первый день, когда мы шли с ним обедать, и я понял, что снова затронул непозволительную тему.
В следующий момент мы вошли в столовую.
Реакция на мое появление была уже совсем иной; депутаты, находившиеся в этот момент в столовой (было их человек тридцать — еще не все), вставали со своих мест, подходили, представлялись. «Очень приятно», — говорил я в ответ и прибавлял свое имя отчество, а иногда чужое, — это было все равно, ибо на содержательную часть повторного знакомства, мало кто обращал внимание. В какой-то момент я принял решение называть каждому новому депутату то самое имя отчество, которое сказал мне прошлый депутат. Так я и сделал, и никто ровно ничего не заметил.
Когда церемония была окончена, мы с Кошкиным сели на свои вчерашние места и принялись завтракать.
— Скоро я перестану опекать вас, — сказал он.
Я нахмурился:
— Мне так кажется, я пока без вас не справлюсь.
Он пожал плечами:
— Все равно, мои обязанности относительно вас постепенно приходят к концу. Помните, вчера я говорил вам, что депутаты разговаривают только о политике?
— Что-то такое припоминаю, да.
Он понизил голос почти до шепота, чему я очень удивился, ибо он никогда доселе так не делал:
— Вчера они вели себя так, будто среди них чужак — собственно, вы и были чужаком. Но приготовьтесь, что сейчас вам зададут разные вопросы.
— Вы уже предупредили, да.
— Общий совет — не отвечайте необдуманно, ибо вас могут подловить.
— Даже свои?
— Чего только здесь не случается!..
— Меня зовут Петр Борисович К., — депутат, сидевший справа, обернулся и сверлил меня взглядом. Я посмотрел на его галстук. Красный. Что это означало? Я уже забыл; я только мог точно сказать, что это не мой однопартиец. Стоп, как это немой? Он же умел разговаривать, совсем я запутался, черт возьми! Нет-нет, я хотел сказать, что это неоднопартиец по отношению ко мне, ибо у нас были галстуки разного цвета, а немой он или нет, — теперь и это было загадкой для меня, ибо я только что помнил, но внезапно забыл значение этого слова, — вы запомнили мое имя, когда я представлялся? Если нет, не беда. Вы уже слышали о Земельном кодексе?
Читать дальше