Евгений Москвин - Лишние мысли

Сергей впервые за всю жизнь так улыбнулся.

Тут в спор вмешался третий мальчик, Антон, который до этого, только наблюдая за происходящим, мерно постукивал указательным пальцем по деревянным доскам, разложенным перед ним в ряд; разной длины.

— Сереж, ты и правда должен сказать. Нечестно, если он будет угадывать слово, ничего о нем не зная.

Когда Сережа услышал голос не в свою поддержку, ехидство тотчас увяло, сменившись разочарованием.

Но не до конца.

— Ну хорошо. Это слово… орудие казни.

— Орудие казни? — переспросил Миша.

Беспокойно.

— Можешь не волноваться. Если оно и сработает, у тебя будет шанс остаться в живых. И не один, я думаю, — успокоил Антон и…

…опять стукнул пальцем по доскам.

— Теперь буква, — тихо и серьезно попросил Сережа.

— Ладно… «о».

— Нет такой буквы.

Чувствовалось, Сергей старается сказать это не только с ехидным оживлением, как прежде, но и как можно более весомо. И утверждающе.

У Михаила екнуло сердце — как только он допустил промах, Антон, мигом выудив откуда-то из-за досок лопату, молоток и гвозди, встал, прошел на середину дороги и сильными, уверенными движениями выкопал небольшую яму в земле и забил в нее первую балку виселицы; разровнял землю.

Без единой толики сомнения. С брутальной опытностью.

На мясистых руках Антона вздувались вены.

— Следующая?

Михаил, не смотря на то, что на секунду потерял самообладание, не медлил: в нем вдруг проснулась и самоуверенность, тотчас его взбодрившая.

— «И».

И на сей раз успех, внушительная победа жизни — Сергей протянул уныло-напевно «Е-есть», — и стер не одну черточку, а две разом: вторую и шестую.

Однако следующими двумя буквами, — «К» и «М», — Михаил допустил два промаха.

«„Орудие казни“, „орудие казни“; что же это может быть?»

Экзекутор во всю стучал молотком: тук-тук, тук-тук-тук… тук-тук…

Только теперь — после долгого созерцания, как делается виселица, — Михаил сильно расправил плечи и осмотрелся… как после долгой дороги…

Где они были теперь? Куда исчез тот солнечный поселок с гомоном с утра до ночи и закатными кострами? Где оно — то место, с которого началась их игра?

Поселок был все еще здесь. Но казался чем-то иным, унылым и безрадостным, слишком опустевшим, — как и тогда, давно…

Желтая трава, изорванная и прожженная, посеревшие дома, вспарывавшие резкими коньками вечереющую гладь неба; на дороге проявились камни…

— Пожалуй… пожалуй, вернусь… — объявил Михаил.

Так и не засмотревшись.

Вернуться назад он не мог.

— Вернусь к гласным!

— Давай, — Сергей покосился на экзекутора, который снова сел возле сократившихся досок; Сергей знал, что испытает облегчение, если Михаил угадает букву.

— «Е».

— Угадал! — Сергей стер четвертую черточку.

Почти радостно.

— Теперь… теперь «А».

И снова Михаил угадал — Сергей стер самую крайнюю справа черточку.

На дороге, среди проявившихся камней, теперь значилось:

_И_Е_И_А

«„Орудие казни“, „орудие казни“, „„и“… „е“… еще „и“… „а“…“ — снова и снова вертелось в голове Михаила.

— Скорее всего… я угадал все гласные… а на согласные мне не очень везет… — он вдруг почувствовал зыбкую неуверенность.

И тотчас экзекутор, тоже, видимо, почувствовав, достал откуда-то из-за спины толстенную канатную веревку. Теперь в ловкости движений экзекутора была не только опытность, но и… что-то еще неуловимое… и веревка так мертвенно отливала голубым в сгустившемся полумраке… неуловимый оттенок движений экзекутора и оттенок цвета подсказали, что веревки не было, — когда они еще только приступали к игре.

Вообще не было.

А теперь веревка появилась.

Морщиня веки, Михаил вглядывался в чернеющие балки виселицы — ровный прямоугольник на фоне почти лоснившегося, вечернего неба, которое купольно сгущалось к индиго.

Вглядывался, стараясь разгадать загадку. Отгадать слово — „орудие казни“. Одним словом.

— Кажется, она и так хорошо стоит. Думаю, обойдемся без подпорок, — раздался голос экзекутора.

— Нет-нет, подожди-ка, это не по правилам, — Сергей оживленно зашевелил коленями, переминаясь на корточках.

Его живот остался неподвижным, увесистым; а руки чуть дрогнули — он будто устало пробудился. Стараясь защитить своего противника.

— Подпорки должны быть.

— Только если она плохо стоит, Сережа, — неумолимо отозвался экзекутор.

— Не называй меня так — „Сережей“.

— А она стоит очень даже ничего, крепко, — экзекутор закурил, — в любом случае: он сорвется, если виселица не выдержит.