Евгений Москвин - Лишние мысли

В моем воображении родилась фигура, она еще не обрела очертаний, однако я уже знал, чем она окажется, вернее кем. Человеком, конечно же. Он двигался вдоль дороги, которая пока не существовала, но скоро должна была появиться откуда-то из глубин моего подсознания. Я знал, куда идет этот человек, по отношению к чему он совершает некие ритмичные телодвижения, которые повторялись изо дня в день. Знал, но меня интересовало не это. Его ноги работали так размеренно, что казалось, будто они ускоряются с каждой секундой, более того сливаются в размытый центрифугирующий сектор. Правая рука сжимала квадратную сумку, доверху набитую железными приборами, которые странно скрежетали по поверхности моей черепной коробки. Через секунду-другую ходьба его распалась на два полупустых восприятия действительности, а они, в свою очередь, превратились в раздвоенное и бессмысленно хохочущее чудовище. Оно клонилось вниз, грозя земле громадной фантастической тенью, клевало застывающий воздух. Тень над миром сменяла лишние мысли, между тем, эта тень ими же и являлась. Бр-р-р… мысли и видения расползались, лезли в полуприкрытые глаза, щекотали роговицу, которая, казалось, увеличивалась в размерах и давила на пространство комнаты. Воздух сопротивлялся, ему уже некуда было деваться, он пытался убежать, ускользнуть, однако безуспешно — окна были плотно закрыты, между входной дверью и полом не просматривалось ни единой щелочки. Я сделал вдох. Я был спасен и воздух тоже спасен, снова жизнь и снова дыхание…

Откуда ни возьмись за окном материализовались деревья, тени их старались проникнуть в комнату, но, ударяясь о стекло, выбивали лишь искры лунного света. При этом луна еще не взошла, и кучевые облака цвета маренго, не желая перемешиваться с туманом земли и тусклым молочным светом уличных фонарей, соединялись на небе тяжелым занавесом.

И снова мое воображение нарисовало человеческую фигуру, двигавшуюся вперед. Казалось, мимо нее скользили все новые и новые постройки, деревья, ограды, а на самом деле это память была коротка и обманывала восприятие, такое легковерное и нечеткое. И дорога, по которой шел человек, вовсе не являлась прямой, ибо конец ее совпадал с началом.

Но вот он остановился. Он у цели, к которой двигался и которую, в то же время, несколько раз проходил мимо, потому что ему необходимо было сделать еще несколько кругов, установленных общественными предписаниями. Некая постройка теперь расплывалась перед ним синим пятном. (Пусть это будет место его работы — все равно.) Завтра он повторит то же самое и будет считать, что в его однообразных действиях есть какой-то смысл.

Я знал, через несколько секунд синее пятно начнет пожирать его, сначала пропадут голова и руки, а затем все остальное.

Рано утром, в девять часов меня разбудил Кошкин, и сказал, что я избран N.

— Не может быть! — я протер глаза.

— Да-да, вы будущий президент России. Вас искали и теперь нашли. Смута закончена. Однако… прежде чем вас изберут, вам необходимо дойти до определенной кондиции.

— Какой еще кондиции?

— Я об этом, — Кошкин поднял над головой сумку, которая все это время стояла на полу. В ней что-то звякнуло. Конечно, я сразу догадался что!

— Это водка?

— Разумеется. Три бутылки. Вам на весь день. В столовую теперь лучше не ходить. И кстати, отдайте свой галстук. Где он?

Я слабо указал в сторону окна. Возле него стоял дубовый стул, на котором висели мои вещи.

Кошкин взял галстук.

— Через час одна бутылка должна быть выпита. Я приду и проверю, — у него был такой тон, что мне стало не по себе.

Он вышел из комнаты и через час вернулся. К тому моменту я выпил только половину.

— Что это такое? — глаза его гневно засверкали, — как вы смеете не выполнять свои президентские обязанности?

— Мне кажется, лучше было бы подумать о созыве правительства, — я говорил нечетко. Язык мой заплетался, а перед глазами простиралась горькая пелена.

— Какого еще правительства?!

Я сказал ему, что больше не хочу пить, и тогда он жестоко избил меня. Я понял, лучше подчиниться.

К вечеру я осилил-таки три бутылки. Все мои внутренности переворачивались, как дикие змеи. Я ничего не соображал? Еще как соображал! Я вот что думал и очень этому удивлялся — когда Кошкин меня избивал, у него было всего две руки. Куда подевалась третья? Ее ампутировали? Нет, непохоже. У меня ведь тоже две руки! Наверное, теперь у всех русских стало по две. Боже, это ведь так неудобно! Я, как будущий президент, думаю о социальной значимости этого явления — например, у милиционеров появится еще один повод не выполнять свои обязанности — не хватит рук, чтобы ловить преступников; врачи будут намеренно, но по неосторожности отправлять пациентов на тот свет — они и так этим грешат, а теперь и вовсе начнут по неосторожности, но намеренно, да еще в большем количестве. Это необходимо остановить! Я должен издать Указ, чтобы всем россиянам приделали третью руку. Побыстрей бы меня избрали!