Владимир Ешкилев - Андрогин

В регулярном мире он свалился с подоконника на пол. За окном темнело. Григория мучила жажда.

«Обещали доставить питье и еду. И где же оное?» – вспомнил он слова кавалера. И словно в ответ где-то далеко, в другом конце анфилады, хлопнула дверь, заскрипел под шагами еловый паркет.

В комнату вошел уже знакомый привратник с трисвечником в руке.

– Следуйте за мной, – велел Григорию.

– Куда?

– С вами желает беседовать одна знатная персона.

– Что за персона?

– Вы не находите, что задаете слишком много вопросов? – заметил привратник. – Идемте, вас ждут.

Он провел Григория на первый этаж, где под арками широкого въезда ждал закрытый рыдван. На козлах сидел кучер в гербовой ливрее и красных чулках.

– Наденьте вот это, – привратник подал Григорию широкий черный плащ и какую-то тряпицу того же цвета.

Наблюдая, как молодой иностранец беспомощно крутит в руках тряпицу, привратник сокрушенно покачал головой:

– Вы что же, молодой человек, никогда не видели маски?

– Никогда, – признался Григорий.

– Дайте сюда, я покажу, – старик на себе продемонстрировал, как надевается маска.

Спустя минуту Григорий, завернутый в плащ и с маской на лице, ехал вечерними улицами Триеста. Он пытался не выглядывать из рыдвана, думая, что людей испугает его вид. На самом деле в Италии плащ и маска удивляли разве что странствующих английских литераторов. В те времена немало жителей романского юга, начиная с великосветских озорников и заканчивая наемными убийцами, использовали после заката маски.

Рыдван покинул пределы Борго Терезьяно, обогнул высокий холм с византийской базиликой на вершине и въехал под кроны длинной аллеи, обсаженной с обеих сторон платанами. В конце аллеи Григорий, глядевший на окрестности из-за кучерской спины, заметил темную громаду обширного палаццо. Ни в одном из окон не горел свет. Только при воротах чадили факелы. Свет их был тусклым и неверным. Вымощенным двором разбегались неспокойные тени.

Невидимые слуги открыли кованую решетку, и рыдван въехал в просторную галерею, отделенную портиком от внешнего двора и любопытных глаз. Кучер остановился напротив открытой двери, где ждал высокий мужчина в плаще с поднятым капюшоном.

Мужчина сделал Григорию знак рукой. Сковорода понял, что его приглашают в недра таинственного палаццо. Они поднялись на третий этаж, бесшумно скользя по коврам, паркетам и мраморным ступеням. Даже в окружающей полутьме Сковорода разглядел отменную роскошь мебели, навощенные до блеска паркеты и большие живописные полотна, покрывавшие стены залов и комнат, которыми они проходили.

За очередной дверью горел яркий свет. Григория провели в зал, освещенный сотнями дорогих восковых свеч. Свет отражался от хрустальных подвесок люстр, пробегал зеркальным паркетом и прятался в бархатных складках. Высокие стены зала покрывали шпалеры и гобелены, выдержанные в желто-красных и охряных цветах. Дальнюю часть зала от остального пространства отделял каминный экран. Окна закрывали двойные гардины с бахромой и тяжелыми золотыми кистями.

На низких кушетках, расположенных посередине зала, в непринужденных позах возлежали две дамы. Их лица скрывали серебристые маски-домино, а сквозь газовые накидки просвечивали стройные телесные формы, присущие ранней молодости. Дамы опирались на расшитые подушки и атласные валики. Их высокие причудливые прически стягивали сетки, сплетенные из тонкой золотой проволоки. Одна из дам ласкала левретку, другая игралась огромным китайским веером, перебирая его лакированные дощечки. Роскошь одеяний, скроенных в модном «гаремном» стиле, и впечатляющие бриллиантовые гарнитуры говорили о том, что дамы принадлежат к весьма обеспеченной прослойке высшего имперского сословия. Григорию стало предельно неловко. Он в одночасье почувствовал себя диковинным зверем, приведенным к аристократкам забавы ради.

«Если бы додумался прихватить свирель, то не стоял бы тут как чучело огородное, а сыграл бы этим принцессам какую-нибудь скерцетку», – промелькнула в голове Григория пораженческая мысль. Он почувствовал, как кровь приливает к его лицу, и обрадовался маске, скрывшей от «принцесс» очередное предательство слабой плоти.

– Дайте ему стул, – приказала дама с веером.

Крепкого сложения лакеи в темных камзолах и париках, чьего присутствия Григорий до сих пор не замечал, поставили рядом со школяром стул. Пока они суетились, Григорий лихорадочно перебирал подходящие моменту приветствия. Сначала он хотел возгласить «Pax vobiscum» [59], но оная лаконичность показалась ему слишком уж простецкой для этой обители роскоши и неги. Ситуация требовала чего-то одновременно классического и возвышенного. Он вспомнил, как апостол Павел обратился к коринфянам в своем послании и последовал его примеру: