Помню, однажды посреди дороги я решил притвориться, что все в порядке, и поговорить с детьми как с нормальными. Я даже вопросы придумал: «Ну как, как Монтень поживает? Матье, что тебе поставили за сочинение? А ты, Тома, сколько ошибок наделал в диктанте по латыни? И как насчет тригонометрии?»
Изобретая все новые и новые вопросы, я вглядывался в лохматые головы своих сыновей, ловил их затуманенные взгляды. Может, я и вправду надеялся, что мне ответят серьезно, что комедия прекратится, что Матье и Тома надоело играть роль тупоумных отпрысков, что мы станем нормальной семьей, как другие…
Какое-то время я ждал ответа.
Тома несколько раз переспросил: «Куда мы, папа? Куда мы, папа?» – а Матье все продолжал: «Врум-врум-врум…»
Это были не игрушки.
Тома и Матье подросли, им теперь одиннадцать и тринадцать. Мне пришло в голову, что когда-нибудь у них появится щетина и придется их брить. На секунду я даже вообразил каждого из них с бородой.
Я подумал, что обоим подарю по бритве, а потом запру в ванной комнате, и пускай разбираются как хотят. Когда из ванной перестанут доноситься какие-либо звуки, я возьму швабру и пойду наводить порядок.
Так я сказал жене, чтобы ее посмешить.
Каждые выходные Тома и Матье возвращаются из медико-педагогического института в царапинах и ссадинах. Видимо, здорово дерутся. А возможно, с тех пор как запретили петушиные бои, учреждение, расположенное за городом, устраивает бои детей – и забава, и прибыль какая-то, наверное.
Судя по ранам, на руки и на ноги детям надевают металлические шпоры. Не лучшая идея.
Придется написать в администрацию института, чтобы они прекратили безобразие.
Тома не придется завидовать брату. Ему тоже достанется корсет. Впечатляющий ортопедический корсет из хромированного металла и кожи. Иначе он станет горбуном и рухнет наземь как карточный домик. Вскоре они с братом будут напоминать двух старичков, которые всю жизнь собирали в поле свеклу.
Корсеты стоят целое состояние, их изготавливают вручную от начала до конца в специализированной парижской мастерской недалеко от авеню Ла Мотт-Пике. Каждый год корсеты надо переделывать, потому что дети растут. Тома и Матье охотно позволяют снимать с себя мерки.
В корсетах мальчики напоминают римских воинов в доспехах или – из-за сверкающего хрома – персонажей научно-популярного комикса.
Когда берешь их на руки, чувствуешь себя родителем робота. Железной куклы.
Вечером, чтобы их раздеть, не обойтись без специального ключика-колесика. А сняв снаряжение, обнаруживаешь дрожащих неоперившихся птенцов и фиолетовые следы от металла на крыльях.
Об умственно отсталых детях я сделал несколько передач для телевидения. Помню, первую я начал с материала о детском конкурсе красоты. Фоном звучал голос Андре Дассари: «Воспеть молодость, которая, смеясь над славой, парит к победе…»
Мне всегда казалась странной идея конкурса красоты для детей. Если родителей красивых детей надо поощрять, выходит, родителей уродов надо штрафовать и всячески наказывать?
Так и стоят перед глазами самодовольные высокомерные мамочки, демонстрирующие свои шедевры жюри.
Как же мне хотелось, чтобы кого-нибудь из детей уронили на пол!
Я вхожу в квартиру. Жозе в детской одна, малышей нет, окно широко распахнуто. Я свешиваюсь из окна, смотрю вниз, меня охватывает непонятная тревога.
Мы на пятнадцатом этаже.
Где дети? Их не слышно. Жозе выбросила их в окно. Наверное, она обезумела, иногда о таких случаях пишут в газетах.
Я совершенно серьезно спрашиваю: «Жозе, зачем вы выбросили детей в окно?»
Я хочу убедиться в обратном, посмеяться.
Она не отвечает, не понимает меня, она в шоке.
Я продолжаю тем же тоном: «Жозе, вы сделали что-то плохое. Я знаю, дети больны, но это не повод…»
Жозе в ужасе, смотрит на меня молча, думаю, она боится меня. Уходит в комнаты, возвращается с детьми на руках, кладет их передо мной.
С ними все в порядке.
Жозе как на иголках, наверное, думает: «Неудивительно, что у этого человека дети идиоты».
Матье и Тома никогда не поймут, как прекрасна музыка Баха, Шуберта, Брамса, Шопена…
Мои дети никогда не поймут, что серыми промозглыми днями, когда отопление отключают и настроение хуже некуда, искусство помогает выжить. Мои дети никогда не узнают, что такое «мурашки по коже» от адажио Моцарта, прилив энергии от бушующей стихии Бетховена или стремительного полета Листа, мои дети не узнают чувства уверенности и покоя, которое внушают ритмы Баха, не зарыдают над душераздирающими пассажами Шуберта, и от музыки Вагнера им не захочется надеть доспехи и пойти завоевывать Польшу…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу