Андрей Диченко - Ты — Меня

К удивлению девочки, возле речки на берегу сидел один лишь Ванька. Он завороженно смотрел на воду и не услышал приближения гостьи. Наташа потрепала Ваню по заросшей светло-русой голове, от чего тот вздрогнул и резко обернулся, с облегчением вздохнув.

— Я уж подумал: чупакабра… — сказал Ваня и немного подвинулся. — Садись на мастерку!

Наташа присела рядом с мальчишкой и посмотрела ну бурлящую воду.

— А что такое чупакабра? — спросила она.

Ванька был на два года старше и любил книги, от чего беседовать с ним Наташе было всегда интересно.

— А зверь такой неизведанный. Чудовище. Оно выпивает кровь у кур всяких и кроликов… — рассказывая о некогда прочитанном, Ваня обильно жестикулировал, вызывая тем самым у девочки непринужденную улыбку.

За беседами, прислушиваясь к урчанию чистой речной воды, Наташа и Ваня просидели целый день, а потом, когда уже начало смеркаться и захотелось кушать, парень усадил девочку на велосипедную раму и отвез прямиком к ее дому. У входа на лавке сидел дед и курил папиросы.

— Здрасте, дедушка Арсений! — крикнул Ваня и резко затормозил.

Наташа спрыгнула, в то время как дед приветственно кивал головой, выпуская изо рта плотные клубни сизого дыма.

— Устала, небось? — спросил у внучки дедушка. — Кушать будешь?

На все вопросы девочка утвердительно кивала. Захлопнув двери, они вдвоем пошли на кухню, где стояла глубокая миска аппетитной вареной картошки, салат из зелени и поджаренное на жиру мясо.

— Как там бабушка? — спросила девочка, попивая теплый черный чай из граненого стакана.

— Хворает старая… Ничего, поправится скоро! — приободряюще произнес дед и отреченно посмотрел в окно, за которым не было видно ничего, кроме зазывающей ночной темноты. — А ты давай спать уже иди, а то устала с дороги же, девочка моя…

Дед на сон грядущий поцеловал Наташу в лоб и проводил в комнату, где когда-то росла ее мама. В тесном помещении находилась пышная перина, старый дубовый комод и пожелтевшие обои с тонкими полосками витиеватого узора.

Раздевшись, Наташа упала на мягкую кровать и закрыла глаза. Наступила полная тишина, ее нарушали лишь редкий собачий лай вдалеке и покачивание деревьев на ветру. Под эту мелодию девочка сомкнула глаза. Крепкий сон не заставил себя долго ждать.

Сначала была пустота безвременья, а потом Наташа, не покидая уз сна, оказалась в своей комнате. Все было так же, как и в часы бодрствования — только лишь узор на обоях излучал некое загадочное свечение. Страха не было. Внимание девочки переместилась ближе к ожившему узору. Оказалось, что это вовсе не набор геометрических фигур, как это было в реальности, а самая настоящая арабская вязь, которую Наташа отчего-то прекрасно понимала. Светящиеся завитки оказались фрагментами древнего писания, претендующего на сакральный статус.

«Путь будет очищен силами страждущего», «В поиске предела обретешь ты истину», «Алые знамения восхвалят победы Всевышнего в канун финальной битвы за Истину»…

Прочитав несколько надписей, Наташа внезапно услышала какое-то гортанное рычание, исходившее из глубин старого дома. Стараясь ступать по дощатому полу как можно тише, она приоткрыла деревянную дверь. На коленях стояла обнаженная бабушка Аня и что-то усердно шептала, закатив глаза. Дряблая, ее морщинистая кожа дребезжала, как выложенное на блюдце желе. Напротив нее стоял дедушка со старой алюминиевой ложкой, покрытой грязным рыжеватым налетом.

От удивления Наташа ойкнула. Дед встрепенулся от постороннего звука и, резво подскочив к двери, отворил ее настежь. Присев на пятую точку, Наташа в ожидании наказания закусила нижнюю губу.

— Вот, бл…дь, молодежь же пошла! — злобно произнес дед.

Кряхтя, он нагнулся и схватил Наташу за волосы. Вскрикнув от боли, девочка принялась отбиваться от его руки ладошками, но это оказалось бесполезно. Дед протащил свою внучку на середину ковра и бросил рядом с медным тазом, на дне которого плавала смердящая жижа.

Наташа приподнялась на руках и задрала голову вверх. Дед в это время засунул ложку в рот бабушке Ане и зачерпнул ею туберкулезной слизи. Затем старик поднес наполненную ложку к тазу и резким движением опрокинул туда ее содержимое.

— Больная, бедная бабушка! — произнесла Наташа и, сев на корточки, взглянула сначала на деда, потом на нее.

Швырнув очередную ложку мокроты в таз, дед добродушно посмотрел на внучку.

— То-то же… А я тебе что говорил! — В ответ девочка покорно кивнула головой. — Бабку как спасать будем?