Андрей Диченко - Ты — Меня

Как только Кирилл зашел, все четверо встали и поклонились ему.

— Мы решили не заковывать вас наручниками… — произнес мужчина и указал рукой на стул. Кирилл смущенно поздоровался со всеми кивком головы и присел. За его спиной находилась школьная доска, а чуть выше — вездесущий портрет Патриарха. Посмотрев на портрет, а потом на Кирилла, женщина перекрестилась и принялась плакать пуще прежнего.

— Ну что ж вы так, Тамара Васильевна! — сказал лысый мужчина и приобнял раскисшую даму. Один из братьев что-то рисовал в блокноте, второй презрительно смотрел на Кирилла. Тот отчего-то улыбался.

— Вы… — произнесла сквозь всхлип дама, — вы прекрасны! — закончила она и закрыла лицо ладонями.

Рисовавший в блокноте близнец глубоко вздохнул и встал. Он посмотрел на Кирилла, потом — в свои записи, и на фоне женского плача начал произносить свою речь:

— Уважаемый Кирилл Олегович Никодимов! Мы рассмотрели ваши поэтические творения и признали их, в соответствии с Кодексом, произведениями искусства высшей категории. Кроме этого, мы готовы вам сообщить, что впервые за историю нашей славной комиссии вашему поэтическому произведению, в данном случае, написанному под вашим авторством, была присвоена высшая степень значимости. Согласно законодательству, вы приговариваетесь к высшей мере наказания, причем публичного, через повешение. Ваша казнь будет памятной датой вписана в бийскую летопись и состоится через полчаса на главной площади нашего города при торжественном собрании трудящихся…

Закончив, близнец закрыл блокнот. Пока он зачитывал приговор поэту, женщина поутихла, а лысый председатель комиссии потирал виски, обдумывая нечто важное.

После официального провозглашения приговора в комнату вошли уже знакомые солдаты. Один из них вновь ударил Кирилла по голове прикладом. На этот раз — так, символически. Поэт даже не потерял сознание, а просто упал на пол. Солдаты подхватили его под руки и поволокли по коридору.

Как только Кирилл оказался на свежем морозном воздухе, он сделал глубокий вдох и тут же очутился в автозаке, металлический пол которого был заляпан кровавыми пятнами. В самом кузове витал душный смрад. От него тошнило.

Забросив поэта, солдаты отряхнули руки и захлопнули за ним дверь.

Пока Кирилл ехал на Площадь 9-го января, сквозь металлические стенки кузова он слышал, как из всех мегафонов вещают о его грядущей казни. Жить осталось порядка пятнадцати минут. В эти мгновения он думал о Снежане и вспоминал Витебск. Дни назад он представлял, как они вместе вернутся туда и, быть может, будут счастливы. Но он решил выбрать другой путь. Исполнить предначертанный заветом Патриарха долг.

Его выгрузили из автозака, и тут же заполнившая площадь толпа пьяных и еле стоящих на ногах рабочих умолкла. Все своими туманными и абсолютно пустыми взглядами провожали поэта на доселе пустующий эшафот. Виселица была собрана в срочном порядке. Как только Кирилл поднялся по скрипучим деревянным ступенькам, по толпе прошелся первый вопросительный шепот. Каждый из этой тьмы человеческих тел смотрел на него, а потом шептал на ухо товарищу: «Это же действительно Поэт!».

Кириллу была до лампочки толпа этих насильно согнанных с заводов зевак. Глазами своими он искал Снежану. Она наверняка была где-то здесь и, затаившись, молчала.

Рядом с ним на эшафоте стоял господин полицейский — плотный мужчина с бородой и в мундире. Грудь его украшали многочисленные ордена. Пока Кирилла готовили к расправе, господин полицейский произносил в мегафон обличительные речи в адрес реализовавшего себя поэта. За их спинами с одной ноги на другую переступал поп. Ему одному было скучно на всем этом действии, поэтому он просто ждал, когда все закончится, чтобы можно было приступить к работе.

Господин полицейский заканчивал свою пронзительную речь. Напоследок он говорил что-то о Патриархе, поэзии и чести с долгом. Кириллу было без разницы. Толпа же, по большей части, наблюдала за каждым движением лица поэта и пропускала мимо ушей высокопарные речи государственного слуги.

Когда приговоренному на шею надели петлю, а господин полицейский предложил ему произнести последнее слово, Кирилл лишь судорожно метался взглядом по ожидающим расправы лицам.

Внезапно, за секунду до своей смерти он взглядом встретился с голубыми глазами Снежаны. Она была напугана и потеряна, а лицо ее было завернуто платком. Только глаза. Тревожные, как грозовые тучи в ненастную погоду.