Джеймс Риз - Книга теней

Что за лохмотья были на ней? Саван? И что за странный запах? Он был ни хорош, ни дурен; кажется, так пахнет свежевскопанная земля. В нем ощущалось что-то привольное. Может, он напоминал о полях или рощах, а еще – о дожде и соленом морском ветре. Еще шаг – она перемещалась без малейшего видимого усилия, словно ее несли воздушные струи, – и я увидела ее распущенные длинные черные волосы, спутанные и грязные, обрамляющие бледное лицо. Все в нем было совершенно: и широко расставленные глаза, и высокие скулы, и точеный нос, и полные алые губы. Этот рот…

… То, чему я стала свидетельницей, с трудом поддается описанию.

Никогда прежде не доводилось мне видеть ничего подобного. Ничто не могло подготовить меня к такому жуткому зрелищу. Бедняжка, она должна была испытывать страшную боль. Кем бы она ни являлась – реальным ли существом или галлюцинацией, призраком или духом, – несчастной, видимо, приходилось невероятно страдать из-за ужасных ран. Как она выносила такие страдания?

Ведь у нее была вырвана глотка! Сплошное кровавое месиво от подбородка до самой груди, по которой стекала красная струйка, сочась из темной расселины изуродованной плоти. Кровь виднелась на всем. Края зияющей свежей раны трепетали, словно жабры выброшенной на берег рыбы.

– Не бойся , – сказала Мадлен, и я поняла, что предсмертный хрип исходит не из ее уст (они даже не шевельнулись), а прямо из горла. Она говорила через него!

И все-таки я не испугалась. Как ни были страшны кровь и отверстая рана у нее на шее, Мадлен все равно оставалась красивой. И голос ее, каким он ни был ужасным, тоже успокаивал, отгонял страх. Я ее понимала.

– Мы пришли ради тебя , – произнесла она.

– Да, – эхом откликнулся голос кюре, – вооружить знанием и спасти. И попросить оказать нам одну услугу.

– Погоди, Луи!.. Моп Dieu, какой ты бесцеремонный.

– Бесцеремонный? Да, я таков. Это правда.

– Погоди, еще не время , – возразила Мадлен. – Ты знаешь, что нам сейчас нужно сделать. И сделать это надо быстро. Светает … – И она указала на окно рукой длинной и тонкой. Рукав простого, сшитого из грубой материи платья был грязен. Когда она поднимала руку, он соскользнул с нее, обнажив запястье и гладкую, чистую кожу. Длинные пальцы – такие тонкие, что напоминали церковные свечи, – казались бесплотными. Они заканчивались поломанными, испачканными в земле ногтями. Неужто ей пришлось копать ими землю, чтобы выбраться из могилы? – Не нужно вопросов, — возразила она. – На них нет времени.

Луи все это время по-прежнему стоял позади меня. Он притянул меня к себе; руки его обвились вокруг моей талии. Выпрямившись в полный рост, я стояла нагою в его леденящих объятиях.

– Свою задачу я выполнил, – сказал он, погладив мои груди. – И думаю, весьма хорошо. Научил, можно сказать, через обольщение. – Он повернулся спиной к женщине-призраку и, словно уступая ей первенство, добавил: – Теперь дело за тобой, моя демонесса, – а затем, поколебавшись, спросил: – Ты собираешься рассказать о нас все как есть?

– Кажется, там было написано «славное»? – переспросила Мадлен. – Вот уж не думаю. Селение К*** представляло собой обнесенный крепостными стенами городок, в котором царила вечная духота, ибо там не хватало воздуха .

– Грязные, заваленные отбросами улочки, – подхватил кюре. – И вечный едкий дым, поднимавшийся из множества труб высокими белесыми столбами. Клоаки, наполненные экскрементами, густой, медленно текущей по ним жижей, где в изобилии водились откармливающиеся там личинки, готовые превратиться в полчища мух. Временами городок накрывала приливная волна вони, приходившая с боен, где забивали гусей и прочую живность. А что касается тошнотворных запахов…

– Луи, прошу тебя , – остановила его Мадлен. – Теперь мой черед, ведь ты сам предоставил мне слово. — И она стала дальше описывать свой городок, при этом словно извиняясь за что-то: – Мы пытались избавиться от них, окуривали дома ладаном, но это не слишком помогало.

– Вот именно, не слишком, – вставил священник и попытался продолжить: – Что же касается тошнотворных запахов конского пота, горелого хлеба и свиного пойла, то их перешибал один-единственный «аромат», безошибочно распознаваемый среди множества остальных: запах толпы немытых людей.

– Ты говоришь так, будто прибыл к нам прямиком из Ватиканского дворца или другого такого же сияющего позолотой места.