Стивен Фрай - Теннисные мячики небес

И кто же тут появился? Разрумянившийся, торжествующий, в запачканной ало-зеленой фланели, разгоряченный своей победой, — кто, как не сам Нед Маддстоун? Он пригласил меня отобедать с его отцом в «Георге». Чувство вины, ясно читавшееся в его глазах, было почти смешным. «Ты можешь считать себя аутсайдером, — говорили эти глаза, — но я считаю, что ты один из нас».

Ни черта. Если бы он считал меня Одним Из Нас, он сказал бы: «Эшли, зануда ты этакий, как насчет того, чтобы пообедать со мной и отцом в „Георге“?» — а он вместо того засуетился и пригласил также и Руфуса, умудрившись сделать болезненно очевидным, что приглашает только из вежливости. Руфус пойти отказался, сославшись на то, что пьян, и это, полагаю, усугубило его ненависть к Неду. Я же приглашение принял, причем с совершенно искренним удовольствием.

Я надел единственный мой костюм.

— Очень приятно, что вы присоединились к нам, мистер Барсон-Гарленд. — Сэр Чарльз пожал мне руку на манер, принятый при дворе. — Как глупо, не могу удержаться, чтобы не называть вас так. Нед не сообщил мне вашего имени.

— Эшли, сэр, — сказал я, а Нед, смутившись, зарылся в меню.

Я много говорил за обедом. Не так много и не так напористо, чтобы показаться человеком, тянущим на себя одеяло, но достаточно, чтобы произвести впечатление.

— Похоже, вы основательно разбираетесь в политике, — заметил за сыром сэр Чарльз.

Я пожал плечами и развел руки в стороны, как бы желая сказать, что, хоть я, может, и подобрал на берегу несколько занятных камушков, однако, как и Ньютон, сознаю, что передо мной простирается океан непознанного.

— Не уверен, что это сможет вас заинтересовать…

Вот тут он и предложил мне поработать у него летом политическим аналитиком.

— Большая часть этой работы в действительности похожа на секретарскую, — предупредил он. — Однако я думаю, что она дает ни с чем не сравнимую возможность разобраться в том, как действует система. Если за лето у вас все сладится, я буду рад сохранить это место за вами до вашего возвращения в конце осени. Нед сказал мне, что в августе вы тоже будете поступать в Оксфорд.

— Отец, какая блестящая идея! — восторженно вскричал Нед (как будто она принадлежала не ему! За какого же идиота он меня принимает?). — Я самое большое разочарование папы, — добавил он, обращаясь ко мне, — мне так и не удалось проникнуться интересом к политике.

— Сэр Чарльз, — произнес я. — Не знаю, с чего начать, чтобы поблагодарить вас…

— Глупости, глупости, — отмахнулся сэр Чарльз. — Если вы такой хороший работник, как мне представляется, благодарить придется мне. Стало быть, предложение принято?

— Понимаете, сэр, я живу в Ланкашире. У меня нет никаких… — Ланкашир, как же. Именно так я обычно и говорю. Любой «шир» звучит лучше, чем Манчестер.

— Надеюсь, вы согласитесь пожить на Кэтрин-стрит? Дом невелик, зато в нем уже более ста лет обитают политики. Там есть даже собственный парламентский звонок [33] Проведенный в дом члена парламента электрический звонок, извещающий о начале голосования , хотя вам он особо досаждать не будет. Палата летом не заседает. Но если вы останетесь с нами и на следующий год, он будет трезвонить так, что у вас возникнет желание сломать его. Верно, Нед? — И он, глянув на сына, приподнял бровь, подразумевая, видимо, какой-то семейный анекдот.

— В детстве меня этот звонок здорово доставал, — пояснил Нед, отвечая на мой вопросительный взгляд. — Палата заседала в самое причудливое время, и звонок то и дело будил меня в два-три утра. Как-то ночью я забил между колоколом и язычком кусок картона. Папа пропустил голосование и нажил кучу неприятностей.

— Я провел в офисе парламентского партийного организатора четверть часа, которые никогда не забуду, — сказал сэр Чарльз.

Нед притворным шепотом сообщил:

— Отец и сейчас говорит, что это было покруче того, что гестапо творило с ним во время войны.

— И это чистая, абсолютная правда, уверяю вас.

Так Нед впустил меня в свою жизнь. Жизнь, в которой небрежное упоминание о парламентском звонке и неприятностях с гестапо так же привычны, как ссылки на расписание автобусов и на эпизоды из «Далласа» в моей семье. Если бы я не увидел четырехлистного клевера, выпорхнувшего из моего дневника, подобная щедрость согрела бы и очаровала меня. Но поскольку я точно знал, что ее породило, я и на секунду не обманулся.