Франсуаза Шандернагор - Первая жена

Реальность, конечно, не была столь романтична: то хитросплетение интриг, куда я попала за две недели до того, должно было еще раз заявить о себе весьма неожиданным образом…

Прошла еще неделя. Потом, однажды вечером, когда наших четверых детей не было дома (это был Праздник музыки), муж появился без всякого предупреждения именно в тот момент, когда я из-за оплошности его секретарши обнаружила еще одну ложь. Он объявился — губы сложены сердечком, воплощенное очарование; прием я ему оказала не теплый; защищался он лениво, и в первый раз за тридцать лет я дала волю своему гневу. Происходило это у меня в кабинете, галстуки его уже давно мозолили мне глаза, со словами «ты мне противен» я швырнула их ему в лицо. Галстуки от Эрмеса оказались на полу, я стала топтать их: шелковые слоники морщились, лягушки испускали дух, от верблюдиков, пони и гусят летели клочья — так ему и надо всему этому смехотворному зоопарку, всему этому шикарному скотному двору, который так долго испытывал мое терпение! То ли оттого, что я у него на глазах пинала ногами дорогие ему подарки, то ли оттого, что он услышал (это была наша первая семейная ссора, ему не хватало опыта в подобных вещах, а мне — словарного запаса), он покраснел, даже побагровел. Неожиданно он бросился на меня, защищаясь, я подняла руки, он схватил меня за запястья, сжал… И мое колечко с изумрудом перевернулось.

Именно в то мгновение, когда он сжал мне пальцы, изумруд оказался между двумя пальцами. Он стиснул мою руку. Я заорала, ничего не понимая, он воззрился на меня: моя левая рука опухала на глазах — он сломал мне пальцы.

С тех пор я не ношу на левой руке колец, на его левой руке в день нашего юбилея тоже не было кольца, но моя рука к тому же еще и уродлива — этакий паук, а не рука — и еще больше внушает мне отвращение…

В больнице, куда он меня отвез («моя жена упала с лестницы»), его тут же оттеснили обеспокоенные медсестры; оперировать решили, не откладывая. Перед операцией надо было распилить кольцо с изумрудом, потому что палец распух так, что снять его оказалось невозможно — кольцо вросло в мою плоть. Юная феминистка-рентгенолог с высоты своих двадцати пяти лет преподала мне урок жизненной мудрости: «Как мне опротивело видеть тут женщин, которые „упали с лестницы“! Эта сволочь вам не просто сломала руку, он ее размозжил! Но вы, конечно, все стерпите, ведь так? Но почему? Почему?»

Позднее, когда рука моя уже была в гипсе, я стала думать о той цепи обстоятельств, что привела меня в больницу. Так как он снял свое кольцо, я сняла свое, так как я сняла свое кольцо, он нанес мне удар в то место, где оно должно было быть… В общем, я была наказана там, где он согрешил!

Я считала, что наказана несправедливо, но последовательность событий не страдала отсутствием логики: для того чтобы ускользнуть, неверному нужно было разорвать те связи, что удерживали его, но сам он не мог их распутать, для этого нужно было сломать мне руку и разнять кольцо, которое эту связь скрепляло, — все так, как должно было быть. Чемоданы он паковал в тот самый час, когда разрезали мое последнее кольцо… На этот раз он не появился среди ночи в белоснежной комнате, пропахшей йодоформом и жавелевой водой; он не принес мне ни цветов, ни сластей, он даже не позвонил.

Ему было стыдно. Испив свой стыд (на это ему потребовалось по крайней мере три недели!), он решил узнать, что же со мной происходит. Когда на другом конце провода раздался его голос, услышала я лишь то, что виноваты мы оба. Он настаивал на этом, даже не задаваясь вопросом, который не давал покоя мне, пребывающей в качестве жертвы: «При разводе проигрывают обе стороны. Обе стороны совершили ошибку…» Да, конечно. Но, если виновата я, то, может быть, хватит того, что я страдаю сегодня как телесно, так и духовно? И почему, если согрешил он, то нисколечко не удивляется, что ему нечего искупать? И разве справедливо, что из-за него страдаю я, из-за него одного, а он не страдает нисколечко?

Когда Фатум был накормлен, я прекратила входить в заговор против себя самой — перестала избегать «рекомендованных средств лечения», пыталась выздороветь, в течение нескольких месяцев пыталась снова научить свою покалеченную руку действовать, «левая — это к счастью», говорил мой муж, чтобы снизить важность происшедшего. Но я зря старалась: два пальца левой руки так и остались парализованными, они скрючены, согнуты, как два крючка. Изумрудное колечко моей помолвки, которое распаял ювелир, теперь украшает мою правую руку…