Элис Манро - Ты кем себя воображаешь?

Она подумала об Анне, своей дочери. Анне семнадцать лет. У нее длинные светлые волосы, а на шее — тонкая золотая цепочка. Очень тонкая — нужно вглядеться, чтобы увидеть, что это именно цепочка, а не просто блик на гладкой, светлой коже. Анна была не такой, как эти молодые люди, но столь же отчужденной. Она каждый день ходила на балетные репетиции и ездила верхом, но не собиралась ни стать балериной, ни участвовать в соревнованиях по выездке. «Почему же?» — «Потому что это было бы глупо».

Что-то в манере Анны, тонкая цепочка, паузы в разговоре напоминали Розе бабушку Анны, мать Патрика. Но с другой стороны, думала Роза, возможно, что Анна так молчалива, придирчива и неприветлива только с матерью.

Черноволосый курчавый мужчина стоял в дверях кухни, глядя на Розу нахально, с иронией.

— Вы знаете, кто это? — спросила Роза у специалистки по самоубийствам. — Тот, кто увел этого пьяного?

— Это Симон. Я не думаю, что мальчишка был пьян, — мне кажется, это наркотики.

— Чем он занимается?

— Ну, наверно, студент какой-нибудь.

— Нет, — сказала Роза. — Я про Симона.

— А, Симон. Он работает на кафедре классической литературы. По-моему, он не всегда преподавал.

— Как и я, — сказала Роза и послала Симону улыбку, только что не сработавшую на молодых людях. Усталая, зависшая в пустоте, ничего не соображающая Роза начала ощущать знакомые шевеления, признаки, что ветер скоро переменится.

Если он улыбнется в ответ, значит жизнь начинает налаживаться.

Он улыбнулся, а специалистка по самоубийствам резко произнесла:

— Вы что, ходите в гости, только чтобы знакомиться с мужчинами?

Когда Симону было четырнадцать лет, он, его старшая сестра и еще один мальчик, их приятель, прятались в товарном вагоне, перебираясь из оккупированной части Франции в свободную. Они направлялись в Лион, где о них должны были позаботиться, переправить в безопасное место — этим занималась организация по спасению еврейских детей. Симона и его сестру уже вывезли из Польши в начале войны, к родственникам во Францию. И вот теперь им снова пришлось бежать.

Товарный поезд остановился. Он стоял неподвижно — среди ночи, где-то за городом. Дети слышали, как перекликаются по-французски и по-немецки. В передних вагонах поезда слышался шум. Скрежетали, открываясь, двери, грохотали сапоги по голым полам вагонов, и полы тряслись. Обыск поезда. Дети прикрылись какими-то мешками, но лица спрятать даже не пытались: они знали, что надежды нет. Голоса все приближались. Захрустел гравий под сапогами. Тут поезд дернулся. И тронулся — так медленно, что дети даже не сразу заметили, а заметив, решили, что это маневры или вагоны отводят на запасный путь. Они ждали, что поезд опять остановится и обыск продолжится. Но поезд шел. Он ускорил ход, сперва чуть-чуть, потом еще чуть-чуть. Потом набрал обычную скорость (не такую уж и большую). Они ехали, они укрылись от обыска, их везли дальше. Симон так и не узнал, что случилось. Опасность миновала.

Он сказал: когда он понял, что опасность миновала, то вдруг почувствовал, что они выберутся, что теперь с ними ничего не может случиться, что им сопутствует особое благословение, удача. Он воспринял случившееся как счастливый знак.

Роза спросила, встретился ли он потом с сестрой и приятелем.

— Нет. После Лиона — нет.

— Значит, повезло только тебе.

Симон засмеялся. Они лежали в постели — в Розиной постели, в старом доме на окраине деревни, выросшей на скрещении дорог. Они приехали с вечеринки прямо сюда. Был апрель, дул стылый ветер, и у Розы в доме было холодно. Мощности отопительного котла не хватало. Симон положил руку на обои за кроватью и показал Розе, какой там идет сквозняк.

— Что тебе нужно, так это теплоизоляция.

— Я знаю. Ужасно. И ты бы видел мои счета за топливо.

Симон сказал, что ей нужна дровяная печь. Он рассказал ей, какие бывают дрова. Клен, сказал он, топить кленом очень хорошо. Потом он начал рассказывать о разных видах теплоизоляции. Пенополистирол, «микафил», стекловолокно. Он вылез из кровати и зашлепал босиком по дому, осматривая стены. Роза крикнула ему вслед:

— Я вспомнила! Это был грант!

— Что? Не слышу.

Она вылезла из кровати и закуталась в одеяло. Стоя наверху лестницы, она сказала:

— Тот мальчик, он приходил ко мне с заявкой на грант. Он хотел стать драматургом. Я только сейчас вспомнила.

— Какой мальчик? А!

— Но я же его рекомендовала, я точно знаю.

Правду сказать, она рекомендовала абсолютно всех, кто об этом просил. Если у просящего не было никаких достоинств, Роза говорила себе, что, значит, просто не способна их увидеть.