— Нет, — сказала мать Патрика. — Не думаю, что они были каменщиками.
Она испускала что-то вроде тумана: облако обиды, неодобрения, недовольства. Роза подумала: может быть, она обиделась на предположение, что предки ее мужа занимались физическим трудом. Узнав мать Патрика поближе (точнее, пронаблюдав ее подольше — узнать ее поближе было невозможно), Роза поняла, что она терпеть не может никаких фантазий, предположений и умозаключений в разговорах. Любая тема, кроме непосредственно наблюдаемых фактов — еды, погоды, приглашений в гости, мебели, слуг, — казалась ей расхлябанностью, признаком дурного воспитания и вообще была опасна. Допустимы были реплики типа «Сегодня тепло», но ни в коем случае не «Такая теплая погода напоминает мне о том, как мы…». Мать Патрика терпеть не могла, когда что-то кому-то о чем-то напоминало.
Она была единственным ребенком лесопромышленника-магната, одного из первых на острове. И родилась в северном поселении, которого уже не существовало. Но каждый раз, как Патрик пытался выспросить у нее о прошлом — простейшие вещи вроде того, какие пароходы ходили вдоль побережья, в каком году жители покинули поселение, где проходила первая железная дорога, по которой вывозили лес, — мать раздраженно отвечала:
— Не знаю! Откуда мне знать такое?
Чувств сильнее этого раздражения она в свою речь не допускала.
Отец Патрика тоже не разделял его интереса к прошлому. По-видимому, многие — почти все — черты сына казались отцу дурными предзнаменованиями.
— Для чего тебе все это знать? — заорал он с того конца стола.
Он был коротенький, с квадратными плечами, поразительно воинственный. Патрик пошел в мать — она была высокая, красивая и элегантная в настолько приглушенном стиле, насколько это вообще возможно; казалось, при выборе одежды, макияжа и прически она стремится к полной, совершенной нейтральности.
— Потому что я интересуюсь историей, — сказал Патрик гневным, надменным голосом, в котором все же слышался нервный надлом.
— Потому что я интересуюсь историей! — немедленно передразнила его сестра Мэрион, идеально воспроизведя интонации брата вплоть до надлома. — Историей!
Сестры, Джоан и Мэрион, были моложе Патрика, но старше Розы. В отличие от Патрика, они не проявляли нервозности, в их броне самодовольства не было ни трещинки. Чуть раньше, тоже за столом, они допросили Розу:
— Ты ездишь верхом?
— Нет.
— Занимаешься парусным спортом?
— Нет.
— Играешь в теннис? Гольф? Бадминтон?
— Нет. Нет. Нет.
— Может быть, она интеллектуальный гений, как Патрик, — сказал отец.
И Патрик, к стыду и ужасу Розы, принялся выкрикивать на весь стол перечень завоеванных ею стипендий и наград. На что он надеялся? Неужели он настолько глуп, что думает, будто эта похвальба их впечатлит, вызовет что-то, кроме дальнейшего презрения? Семья вроде бы сплотилась против Патрика, против его хвастливых выкриков, его нелюбви к спорту и телевидению, его так называемых интеллектуальных интересов. Но этот союз был лишь временным. Неприязнь отца к дочерям казалась незначительной лишь рядом с его неприязнью к Патрику. Отец и к ним обращал гневные тирады, когда улучал время: он издевался над тем, сколько времени дочери проводят за спортивными играми, жаловался на дороговизну их спортивного инвентаря, яхт, лошадей. И дочери тоже грызлись между собой — из-за никому, кроме них, не понятных вопросов: счета в матче, взятой взаймы и невозвращенной вещи, ущерба. И все хором жаловались матери на еду, которая была обильна и восхитительна. Мать старалась говорить с другими членами семьи как можно меньше, и, по правде сказать, Роза ее понимала. Она никогда не думала, что столько недоброжелательства может быть собрано в одном месте. Билли Поуп терпеть не мог инородцев и обожал ворчать. Фло была капризна, несправедлива и любила посплетничать. Отец, когда был жив, порой безжалостно судил людей и мог питать к ним упорную неприязнь. Но по сравнению с семьей Патрика Розина родня была сборищем довольных жизнью весельчаков.
— Они что, всегда такие? — спросила она у Патрика. — Или это из-за меня? Я им не нравлюсь.
— Ты им не нравишься, потому что я тебя выбрал, — сказал Патрик с некоторым удовлетворением.
Они лежали на каменистом пляже уже после захода солнца, в плащах, обнимались, целовались и — безуспешно в таком неудобном антураже — посягали на нечто большее. Роза испачкала плащ доктора Хеншоу водорослями. Патрик сказал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу