Когда они с Розой собирались в кино, он приходил за ней заранее. Зная, что пришел раньше времени, он не стучался. Он садился на ступеньки перед дверью доктора Хеншоу. То было зимой, уже в темноте, но у двери висел небольшой каретный фонарь.
— Ой, Роза! Иди посмотри! — восклицала доктор Хеншоу тихим голосом, в котором звучал смех, и они вдвоем смотрели вниз из окна кабинета.
— Бедный юноша, — деликатно говорила доктор Хеншоу.
Ей было семьдесят с чем-то лет. В прошлом преподаватель английского языка, она была требовательна к мелочам и энергична. Она хромала, но до сих пор по-юношески очаровательно склоняла голову набок. Голову венчали уложенные короной седые косы.
Она звала Патрика бедным потому, что он был влюблен, и еще, может быть, потому, что он был самцом, брал напором и совершал оплошности. Даже отсюда, сверху, видно было, что он, сидящий на холоде, упрям и жалок, решителен и зависим.
— Сторожит дверь, — сказала доктор Хеншоу. — Ох, Роза!
Другой раз она беспокойно воскликнула:
— Мне кажется, он выбрал совсем неподходящую для себя девушку!
Розе эти слова не понравились. Ей не нравилось, что доктор Хеншоу смеется над Патриком. То, что Патрик сидит на ступеньках, ей тоже не нравилось. Он сам напрашивался, чтобы над ним смеялись. Он был самым уязвимым человеком из всех, кого Роза когда-либо знала, — и сам ставил себя в такое положение, поскольку совершенно не умел защищаться. Но одновременно с этим он все время сурово судил окружающих и был заносчив.
* * *
— Ты — ученый, Роза, — часто говорила доктор Хеншоу. — Тебе это будет интересно.
И читала вслух что-нибудь из газеты или, чаще, из «Канадского форума» или «Ежемесячного атлантического журнала». Доктор Хеншоу когда-то возглавляла городской отдел образования, она была одним из основателей Федерации сотрудничающих общин [6] Федерация сотрудничающих общин (CCP) — канадская политическая партия, стоявшая на социал-демократических позициях. Основана в 1932 г. в Альберте (провинция Калгари). В 1961 г. трансформировалась в Новую демократическую партию Канады (NDP).
. Она до сих пор заседала в разных комитетах, писала письма в газеты и рецензии на книги. Отец и мать доктора Хеншоу были врачами-миссионерами; она родилась в Китае. Дом у нее был маленький и совершенный. Натертые полы, яркие коврики, китайские чаши, вазы и пейзажи, черные резные ширмы. Многое из этого Роза тогда еще не умела оценить. Она не видела большой разницы между нефритовыми фигурками животных, стоящими на камине у доктора Хеншоу, и украшениями, выставленными в витрине ювелирной лавки в Хэнрэтти, хотя уже ощущала разницу между любой из этих фигурок и безделушками, что Фло покупала в магазине «Все за 5 и 10 центов».
Роза не могла понять, нравится ли ей жить у доктора Хеншоу. По временам, когда приходилось сидеть в столовой, расстелив полотняную салфетку на коленях, и есть из тонких белых тарелок, стоящих на красивых голубых сервировочных ковриках, Роза терялась. Надо сказать, что она все время не наедалась, и у нее завелась привычка покупать пончики и шоколадки и прятать у себя в комнате. В столовой на окне висела клетка, внутри которой прыгала канарейка на жердочке, а доктор Хеншоу направляла разговор. Она говорила о политике и о писателях. Она упоминала Фрэнка Скотта и Дороти Ливси. Она сказала, что Роза непременно должна прочитать их творения. Она все время приказывала Розе читать то или это. Роза мрачно пообещала себе, что и не подумает. Сейчас она читала Томаса Манна. Сейчас она читала Толстого.
До знакомства с доктором Хеншоу Роза никогда не слыхала выражения «рабочий класс». Она принесла его домой.
— Наша часть города, похоже, будет последней, где проведут канализацию, — заметила Фло.
— Разумеется, — невозмутимо ответила Роза. — Здесь живет рабочий класс.
— Рабочий класс? — переспросила Фло. — Ты попробуй заставь кого-нибудь из тутошних работать.
Жизнь у доктора Хеншоу в определенном смысле повлияла на Розу. Роза перестала воспринимать родной дом как нечто естественное, как само собой разумеющийся фон. Возвращение домой означало в буквальном смысле выход на резкий, пронзительный свет. Фло установила люминесцентные лампы в лавке и на кухне. Еще в углу кухни стоял торшер, который Фло выиграла в бинго; абажур торшера был навеки замотан полосками целлофана. По мнению Розы, что лучше всего получалось у дома доктора Хеншоу и у дома Фло, так это дискредитировать друг друга. В очаровательных комнатках доктора Хеншоу Розу не покидало ноющее воспоминание о родном доме, словно тяжелый ком в желудке. А дома сознание, что где-то есть порядок и соразмерность, обнажало постыдную прискорбную нищету людей, которые даже бедняками себя не считали. Бедность не означала сплошные лишения, как, кажется, думала доктор Хеншоу; бедность — это не просто когда у тебя чего-то мало. Бедность — это поставить у себя в доме уродливые люминесцентные лампы и хвалиться ими. Бедность — это постоянные разговоры о деньгах, ядовитые шпильки в адрес людей, купивших себе обновки, и намеки на то, как они собираются за них платить. Бедность — это гордость и зависть, вспыхивающие из-за какой-нибудь мелочи вроде пластиковых занавесок, имитирующих кружево: Фло купила такие на переднее окно. Бедность — это когда в ванной вешаешь одежду на гвоздь за дверью и слышишь каждый звук, доносящийся из туалета. Бедность — это стены, украшенные высказываниями, набожными, оптимистичными или слегка похабными.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу