Татьяна Лисицына - Вопреки предсказанию (СИ)

— Прости меня, я не должна была так распускаться! Я плохая мать! Потерпи немножко.

Положив малыша на диванчик, она нашла в шкафчике банку с сухим молоком и быстро приготовила смесь. Закончив с кормлением, снова зашла в гостиную. Листок бумаги на столе привлек ее внимание. На нем детским почерком Вилен было написано всего одно слово: «Прощай!» Нина подошла к окну. Снег покрыл белым покрывалом весь сад, а на тропинке, ведущей к калитке, виднелись отчетливые одинокие маленькие следы. «Конечно, ей надоело ухаживать за чужим ребенком», — подумала Нина. Но все же было что-то странное в таком поспешном уходе. Можно было и попрощаться. Нина не стала бы ее удерживать. Наверно, что-то случилось. Вилен ушла так быстро, словно не хотела с ней встречаться. Ее мысли вернулись к вчерашнему вечеру, предложению Алексея стать его женой. «Он сказал Вилен, что собирается жениться на мне», — поняла Нина. Но почему она ушла? Она осудила их? Нет! Она не хотела встречаться с ней, потому что считала, что из-за нее Алексей оставил свой пост священника. Скорее всего так. У Вилен не было ни денег, ни друзей, ни работы. Нина растерянно сжимала в руках записку. Может, ей приснилось, что Алексей вчера сделал ей предложение? Она нахмурилась. В ее состоянии все, что угодно могло померещиться. Иоанн заснул у нее на руках, и она положила его в кроватку. В ее комнате царил жуткий беспорядок, она не разрешала Вилен здесь прибираться, потому что не хотела никого видеть.

Нина подошла к зеркалу и увидела очень худую женщину со светлыми спутавшимися волосами, висевшими клоками. Темные круги под глазами, две вертикальные морщинки на лбу, лицо обтянуто желтоватой кожей. «Если Алексей и сделал ей вчера предложение, то это было из жалости», — решила она. Так подбирают на помойке худую с выпирающими ребрами грязную кошку и приносят в дом, чтобы вымыть и покормить. Надо привести себя в порядок и убраться в доме. Сегодня Нина почувствовала неожиданный прилив сил и желание жить дальше. Убедившись, что Иоанн крепко заснул, она отправилась в душ и долго терлась мочалкой, словно хотела отмыться от всего, что с ней произошло, для новой жизни. После душа высушила волосы и достала чистую одежду. Джинсы оказались велики, футболка висела мешком. Надо поесть. На кухне обнаружила кофе, сыр и черствый хлеб. Бутерброд показался вкусным. Она уже заканчивала завтрак, когда услышала звук подъезжающего автомобиля. Нина замерла, глядя, как Алексей пробирается по узкой тропинке между сугробами. На нем был обычный синего цвета пуховик с капюшоном и джинсы. Но больше всего бросилось в глаза отсутствие бороды. «Значит, мне это не приснилось и не показалось», — подумала она, открывая дверь. Их взгляды встретились, оба почувствовали неловкость. Без бороды Алексей выглядел моложе.

— Собирай вещи. Я приехал за вами.

— А как же твоя церковь?

— Я объявил о своем желании уйти. Когда это происходит, никого не удерживают.

— Ты… не пожалеешь потом?

Он покачал головой.

— Сейчас я чувствую себя, подобно Вилен, выброшенным из жизни, но это пройдет со временем.

Нина вспомнила о записке.

— Вилен ушла.

— Ушла? — переспросил он.

— Все произошло так, словно она бежала от меня, как от прокаженной. Ты сказал ей, что женишься на мне?

— Да, — глухо ответил Алексей, чувствуя, как бьется сердце. Бедная Вилен. Куда же она отправится? И это все из-за него. Он чувствовал, что не хочет начинать отношения с Ниной с обмана, но боялся сказать правду. Даже не боялся, он до сих пор испытывал неловкость от признания девушки, вновь и вновь пытая себя, как могло так получиться. Из комнаты послышался плач малыша, и Нина убежала. Перед тем, как объявить о своем уходе из церкви, Алексей не спал всю ночь. То, что казалось правильным, потеряло смысл в укоре, который сочился из добрых глаз епископа. Если бы существовала возможность объяснить свой поступок. На веранду вошла Нина с Иоанном на руках. Сегодня она выглядела замечательно. Как ей шло материнство. Жаль только, что сын пришел на этот свет с особой миссией. И он должен остановить его.

— Тебе помочь собраться?

— Нет, я сама. — Нина ласково посмотрела на малыша с соской. — Попробую положить его снова в кроватку, но боюсь, он будет возражать.

— Дай его мне.

Нина протянула Иоанна Алексею. Сердце у него замерло. Вдруг сейчас он так же закричит? Что, если он, вообще не будет подпускать его к себе? Но Иоанн молчал, пока Алексей устраивал его поудобнее, глядя на него своими голубыми глазенками. «Он знает, что я больше не священник», — подумал Алексей, усаживаясь на стул, — «но не знает, что наша борьба только начинается».