Тереза Фаулер - Z — значит Зельда

Но стоило нам подняться на борт, а кораблю — отчалить, и привычный мир перестал существовать. До встречи, Нью-Йорк, до встречи, Америка!

Закутавшись в свое беличье пальто, я стояла у перил со Скотти на руках, а Манхэттен удалялся, будто я своей ладонью и Скотти своей крошечной ладошкой отгоняли его прочь. Наконец-то чертово колесо прекратило вращение. Когда-то я сама решила на нем прокатиться, не буду отрицать, но это не значит, что через некоторое время у меня не возникло желание и даже потребность сойти.

Всю неделю, что мы пересекали Атлантику, я настаивала, чтобы Скотт занимался тем, что ему нравится.

— Иди пообщайся с людьми, — говорила я ему за обедом.

Подали жареный лосось с вареным картофелем. Стаканы были хрустальными, скатерти — льняными и белоснежными, как свежий снег в Миннесоте. Я заставляла его писать и читать. Он взял с собой Британскую энциклопедию и бахвалился, что за время путешествия прочитает ее. Я же наслаждалась ничем не прерываемой близостью с моей малышкой, которой исполнилось на тот момент два с половиной года.

— Иди, папочка, — говорила Скотти, складывая на своей тарелке пирамиду из картофелин.

— Ну, на борту и правда есть парень, с которым я надеялся познакомиться, — издатель какого-то французского журнала, Фаулер советовал его найти.

Мы со Скотти виделись со Скоттом за столом, но в остальном наши дни занимало исследование самых разных диковинок. Замысловатые узоры на коврах, разноцветные витражи, филигранной работы кованые решетки на перилах, лабиринты отделанных панелями коридоров, заросли столов и стульев в обеденных залах, на террасах и на палубах — для Скотти корабль был целой планетой.

Я рисовала для нее зебр, слонов, жирафов и львов и придумывала про них маленькие рассказы. По ночам она спала рядом со мной, уткнувшись в меня лбом и коленками и прижав к крошечным губам крошечный пальчик.

Из отеля в Париже я позвонила в дом Мерфи и поговорила с Сарой Номер Три.

— Приходите завтра на ужин с коктейлями, — сказала она.

У нее был очень культурный выговор, и я подумала, что Эстер не ошиблась в своих прогнозах.

— У нас соберутся совершенно очаровательные люди, которые, уверена, будут счастливы познакомиться с вами и вашим мужем, — вежливо сообщила Сара.

— С нами двухлетняя дочка, — предупредила я. — Мы еще не нашли здесь няню.

— О, приводите и ее! У нас самих трое малюток и замечательно профессиональная няня. Я подскажу вам агентство, если хотите. Вам понадобится няня прежде всего с хорошим английским и хорошими рекомендациями.

— Спасибо! Я уже страшно рада, что Эстер дала мне ваш номер.

И все же, когда мы оказались перед воротами, вид дома номер три по улице Гуно в квартале Сен-Клод, на границе исторического центра Парижа, меня обеспокоил. Мы знали, что Эстер и Джеральд Мерфи обязаны своим богатством «Марк Кросс», компании их отца, специализирующейся на элитной кожгалантерее. А из сплетен на корабле мы также знали, что семья Сары, жены Джеральда, владеет компанией-производителем чернил в Огайо, благодаря чему у Сары есть свое небольшое состояние. И хотя этот дом, в отличие от тех, что мы видели на Лонг-Айленде, не был усадьбой в полном смысле этого слова, три этажа из камня и кованного железа, окруженные небольшим парком, вызывали неподдельное восхищение. «Наша новая жизнь во Франции ничем не будет отличаться от Грейт-Нек, — подумала я. — Будет слишком много всего, и при этом всего будет не хватать. Что же с нами станется?»

Продолжать беспокоиться было некогда — дворецкий проводил нас в парадный холл, где нам навстречу вышла красивая женщина:

— Я Сара, а вы, должно быть, те самые негодяи, прогремевшие на весь Манхэттен и Лонг-Айленд. Но конечно, не ты, — обратилась она к Скотти и сжала ее крошечную ладошку.

Я переглянулась со Скоттом, одними губами повторив «те самые негодяи». Он подмигнул.

Скотти, давно привыкшая знакомиться с друзьями мамочки и папочки, обняла Сару за шею.

— Мама велела сказать «бонсуяр».

— И ты замечательно справилась, — похвалила Сара.

Дом оказался просторным и роскошным, полным отличной мебели, драпировок и самых разнообразных картин в тяжелых рамах — от классической обнаженной натуры и натюрмортов до непостижимых модернистских композиций из цветных линий, пятен и фигур. По гостиной уже бродили несколько модно одетых людей с бокалами в руках, хотя я заметила, что ни на ком не было ничего похожего на мое парижское платье из Нью-Йорка. Я быстро поняла, что для него случай неподходящий, и порадовалась, что выбрала черное платье с зеленовато-металлическим узором, с шифоновыми рукавами и поясом с пряжкой на левом бедре. Оно надевалось с запасом и оставляло открытыми только лодыжки. Худой человек в приталенном смокинге наигрывал на пианино веселые мелодии для двух темноволосых женщин лет тридцати. В комнате пахло деньгами и утонченностью.