Тереза Фаулер - Z — значит Зельда

Я надела платье, еще раз посмотрела в зеркало, скользнула в новые черные туфли на каблуке и распахнула дверь.

Скотт сидел за письменным столом. Когда он посмотрел на меня, я медленно покрутилась на месте. Он уставился на новую, коротко остриженную и сияющую бисером парижскую версию своей жены, и тихо присвистнул.

— Безупречно, — таков был его вердикт.

Джордж ждал нас в такси с опущенным окном. Увидев меня, он присвистнул в точности как Скотт.

— Ох, куколка, что же с тобой сотворил Нью-Йорк!

— Не забывай, она все еще замужем, — буркнул Скотт, помогая мне сесть в такси и забираясь следом.

— Если тебе есть что сказать, начинай сейчас, — отозвался Джордж.

— И вы еще не видели спину, — сообщила я ему, наклоняясь вперед и позволяя бархатной накидке соскользнуть с плеч.

— Фитц, — обратился к Скопу Джордж, — где тебя можно высадить?

— Что скажете о новой прическе? — спросила я Джорджа. — Надеюсь, мне она подошла лучше, чем Веронике.

— Дорогая, — начал Скотт, — Джордж, возможно, еще не видел…

— «Ивнинг пост»? — закончил за него Джордж. — Выпуск с «Волосами Вероники» внутри и твоим именем на обложке?

— И с красивой парой со спиритической доской, — добавила я. — Мне понравилась иллюстрация.

— Да, я о нем, — почти извиняющимся тоном отозвался Скотт. — Я бы предложил рассказ тебе, но не думаю, что такая история подходит для «Сливок общества».

— Разве не стильная вышла иллюстрация? — продолжала я. — Вам нужно переманить этого художника к себе в журнал. Однажды я говорила с медиумом обо мне и Скотте, но спиритическая доска ни до чего умного не додумалась.

— Уверен, побывав на обложке журнала, она заставит многих читателей раскошелиться. — Джордж рассмеялся.

— Будем надеяться, — пробормотал Скотт. — Понадобится немало денег, чтобы отбить мой гонорар в пять сотен.

— «Вероника» такая занятная, — опять вмешалась я в разговор, — простые люди готовы заплатить по пять центов просто за одну эту историю. Рассказы Ф. Скотта Фицджеральда — это всегда выгодное вложение.

— Серьезная экономическая теория для наших времен, — кивнул Джордж. — И к тому же очаровательная, пусть и удручающе наивная, преданность мужу. Он платит тебе за то, чтобы ты пела ему дифирамбы при мне? Я могу поднять гонорар до пятидесяти долларов за рассказ, Фитц, больше у нас в бюджете не заложено.

— Давайте забудем об этом! — воскликнула я, шутливо хлопая Джорджа по руке. — Папочка был бы страшно недоволен, что я говорю о деньгах. А эта стрижка! Он бы сказал, что мои моральные устои припустили вдаль, как свора гончих на охоте.

— Фитц, надеюсь, ты это запишешь, — встрепенулся Джордж.

Я не обратила внимания.

— Скотту, похоже, стрижка нравится, но я не так уверена. Мне кажется, я смахиваю на мальчишку.

— Мальчишку! — фыркнул Джордж. — Я похожих мальчиков не встречал, хвала Господу. Куколка, думаю, с этой стрижкой вы затмите всех.

«Пале-рояль» сверкал так ослепительно, будто на углу Бродвея и Сорок второй развернулось свое собственное представление. Подсвеченный козырек с сияющей вывеской — каждая буква в отдельном круге — находился как раз на уровне второго этажа, где располагался клуб, и в ширину занимал половину дома. Над козырьком, зоркими ястребами цепляясь за край крыши, светились огромные рекламные щиты, пытаясь затмить сияние клуба. Они предлагали «Пепсодент» и «Кэмел», «Листерин» и «Лаки страйк», «Жилетг», «Байер», «Кремо», «Кока-колу», «Ригли» и «Уайтуэй» — «сухой сидр из жимолости» от ревматизма и подагры.

— Лоникера семпервиренс, — объявила я.

Мужчины уставились на меня с недоумением.

— Жимолость на латыни, — пояснила я, указывая на рекламу.

Они запрокинули головы, чтобы разглядеть щит.

— Поразительно, сколько людей начали страдать подагрой, как только запретили алкоголь, — пробормотал Джордж.

— И правда. — Скотт демонстративно потер локоть. — Наверное, мне понадобится лекарство еще до конца вечера.

Я думала, мы сразу пройдем внутрь, но Джордж хотел дождаться каких-то своих друзей, так что мы остановились на углу у входа и стали смотреть на текущие мимо реки туристов. Каждый раз, когда открывалась дверь, в вечерний воздух врывалась музыка. Я притопывала в ритме джазовой композиции и лишь вполуха слушала своих спутников, которые обсуждали Гаити и кого-то по имени Юджин О’Нил — наверное, драматурга, решила я, и перестала обращать внимания на разговор.

В Нью-Йорке есть на что отвлечься — особенно на Таймс-сквер. Автомобили, трамваи, люди, как и наше трио, одетые с иголочки для своего пятничного выхода. Мужчины в котелках, как у Натана, и плоских шляпах, как у Скотта, в цилиндрах — настоящие денди, и несколько парней, которые пытались ухватить уходящее лето, надев соломенные шляпы и льняные кепи. На их спутницах можно было увидеть самые разнообразные вечерние наряды — от старомодных юбок колокольчиком, при виде которых мне сразу вспоминалась мама, до шелковых костюмов, вроде тех, что я видела в бутиках, стильных блуз с длинным рукавом и юбок, отороченных тюлем, атласом или кружевом. Но платья, подобного моему, не было ни у кого. Продавщица оказалась права — я задавала новую моду.