Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона

На входе я увидел нового охранника, который, мельком глянув на мой пропуск, спросил:

— У тебя в офисе кофе есть?

— Да…

— Бесплатный?

— Конечно!

— Тогда, если будешь в следующий раз выходить, не вынесешь мне стаканчик?

Я замер и сначала хотел ответить что-нибудь резкое. Тоже мне нашёл мальчика на побегушках! Но вместо этого моих губ коснулась понимающая улыбка и, убедившись, что никого больше в проходе нет, я мягко приблизился к этому пареньку и с придыханием шепнул:

— Конечно. А ты, смотрю, ничего такой — фигура, лицо, глаза.

Охранник, до этого спокойно сидевший за компактным круглым столиком, резко дёрнулся в сторону и некоторое время безмолвно открывал и закрывал рот, силясь сообразить, что ответить. Потом, придав лицу серьёзно-брезгливое выражение, он с расстановкой и придыханием сказал. — Спасибо, но, пожалуй, ничего не надо. Не затрудняйтесь.

Такая реакция и переход охранника на официальное «вы» почему-то ещё больше меня развеселили. Не удержавшись, я, поднявшись по ступенькам к двери, послал ему воздушный поцелуй, чем, наверное, окончательно его обескуражил и смутил. Интересно, что когда люди узнавали о нетрадиционной ориентации стоящего рядом человека, то реагировали всегда примерно одинаково. Уж этого-то добра я насмотрелся вдоволь, когда года два назад встречался с одной девушкой, работавшей в салоне красоты, и неоднократно бывал в компании её бисексуальных друзей. Кажется, у неё даже что-то было с высокой крепкой женщиной средних лет, носившей очень короткие стрижки и разговаривающей нарочитым басом. Однажды она зажала меня в углу и пригрозила, чтобы ни в коем случае не обижал Олю, иначе будет так плохо, как ты можешь подумать в последнюю очередь. С девушкой чуть позже мы расстались по совершенно другой причине, но этот горящий мрачный взгляд и сузившиеся до крохотных щёлочек глаза лесбиянки я запомнил надолго.

Оказавшись в холле, я убедился, что лифт по пропускам не работает — на дисплее вместо привычных цифр слабо и безнадёжно мерцали две горизонтальные линии. Пришлось вместе с гомонящей толпой ждать один из оставшихся трёх лифтов и минуту спустя быть очень плотно прижатым к зеркалу кабины, которое, кажется, даже начало жалобно потрескивать. Ещё вчера я бы, скорее всего, просто смирился с неизбежным, но не сегодня — кажется, более-менее оригинальные идеи прямо-таки били из меня фонтаном. Или такое случалось и раньше, но просто спокойно оставалось где-то в глубине сознания, заранее подавляемое какими-то банальными нормами и запретами, вбитыми в меня ещё в далёком детстве? Ведь самым смелым здесь было — представить, как могло бы получиться. Однако теперь, возможно, инстинкт самосохранения обострился и диктовал новые принципы существования, так же, как и я, не желая больше встречаться с тенями и исходящей от них смертельной опасностью.

Чуть откинув голову, я начал с интересом разглядывать в зеркале своё отражение, потом нахмурился, улыбнулся, состроил страшную мину. И тут же отметил, что стал объектом неотрывного и даже какого-то болезненно сосредоточенного внимания со стороны окружающих. Когда же я задрал нос и начал внимательно изучать — нет ли там лишних торчащих волос, которые оказались не состриженными, ехать неожиданно стало намного свободнее. Люди шарахнулись, расступились, и, кажется, вжались в стены кабины, при этом умилительно наивно делая вид, что ничего необычного не происходит, а меня они не замечают вообще. Что же — весьма неплохой результат и, возможно, того стоящий. При этом почему-то все старались не смотреть на меня, а готовы были с изумляющим интересом изучать потолок или затылок соседа. И здесь я вспомнил одно из изречений бабушки, учившей когда-то, что неприлично смотреть на неполноценных и странных людей. Что же — теперь это относится именно ко мне.

Когда двери лифта открылись, на лицах пассажиров читалось искреннее облегчение, но те, кто стояли по краям, терпеливо дождались, пока выйду я и только потом потянулись следом. Возможно, именно в этом была их ошибка — не успев сделать и пару шагов по холлу, я случайно налетел на кучу пустых коробок из-под офисной бумаги, запнулся и растянулся на полу. Такое себе частенько позволяли уборщицы, но мне всегда успешно удавалось миновать подобные препятствия, но не в этот раз. Несмотря на боль в плече, мне почему-то стало ещё веселее, и я громко засмеялся, пнув одну из коробок, которая угодила как раз под ноги степенной женщине средних лет, красиво шагнувшей в этот момент из дверей лифта. Она дёрнулась, вскрикнула и быстро сползла по стене, что-то неразборчиво бормоча. Её юбка задралась и, увидев под ней просторные трусы, очень смахивающие на семейные, я зашёлся в новом непреодолимом приступе хохота.