Ирэн Роздобудько - Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…

Но здесь ее не было!

Не было и сцены празднования Нового года. Вероятно, она не укладывалась в рамки представлений о тех временах, понятными были только «стрелялки».

С трепетом ожидал любовной сцены между главными героями. В день мобилизации парень приходит к девушке и впервые объясняется в любви.

«Я хочу быть твоей женой… – говорит она и ведет смущенного юношу в спальню. – Вас всех убьют…»

Им не до условностей – война… Так было у него.

Вот приближается эта сцена. Макс заставил себя поднять голову.

Ага, вот влюбленные признаются друг другу в любви. Немного скучно, ханжески, и стремглав несутся по разрушенным улицам Киева в… ЗАГС.

Макса разобрал смех.

Вот они прибегают, чтобы наскоро зарегистрировать брак, но строгая тетенька (Господи, какой абсурд!) говорит, что сегодня в заведении – выходной день. Влюбленные изображают крайнюю степень растерянности. И строгая служительница Гименея неожиданно дает парочке ключи от «красного уголка»: «Идите, дети, вам нужно побыть наедине!» Любовная сцена происходит в подсобке, заваленной сломанными стульями, но – под крышей ЗАГСа!

Макс захохотал, как сумасшедший. На него зацыкали.

Когда во второй части ленты началось то, чего Макс всячески пытался избежать, то, что он называл «кино и немцы» – сто раз виденные в других фильмах ситуации с отважными подпольщиками на оккупированной территории, – он встал и стал пробираться к выходу.

Это выглядело с его стороны совсем не патриотично…

Если он сейчас отправится домой, то успеет на вечернее дежурство и не потеряет свои деньги.

Было бы из-за чего их терять!

…К вечернему дежурству в гостинице он прибыл за десять минут до начала смены.

Успел быстро ополоснуться под душем в одном из свободных номеров, надеть форму – игривого вида короткий пиджачок, полосатую рубашку с голубой бабочкой и розовые брюки. Когда он впервые увидел эту униформу, его чуть не стошнило. Но теперь лишь смешило всякий раз, когда он смотрел на себя в зеркало.

Приезжих в этот период было немного. Да и номеров в этой частной обители «инакомыслящих» тоже было совсем мало – двухэтажный аккуратный особняк состоял из десяти уютных «альковов», ресторанчика и зала для проведения пресс-конференций.

Макс сидел в небольшой подсобной комнате в конце коридора. Она ему нравилась. По крайней мере, здесь тихо и никто не мешает писать, читать или думать о своем. Запросы у немногочисленных постояльцев небольшие – они слишком заняты собой. Как правило, это иностранные туристы, путешествующие вдвоем. Им не до Макса. Разве что сделают несколько заказов из ресторана. Хуже, когда клиент приезжает один и начинает искать определенного рода приключений. И желательно поблизости, так сказать – «не отходя от кассы». Тогда Максу приходится прилагать немало усилий, чтобы не начистить особо наглым рыло.

Таким был Эрих – американец немецкого происхождения из десятого номера. Высокий, в дорогом костюме, с импозантной сединой на висках, без малейших признаков нетрадиционности, он производил впечатление богатого и довольно одинокого человека. Предложение «поужинать вместе», которое он сделал Максу в первый вечер своего пребывания в гостинице, выразил ненавязчиво, но откровенно. Мужественно выслушав отказ, он все же продолжал заглядывать в подсобку Макса – поболтать о том о сем «на сон грядущий». Сначала Макс отнесся к этим визитам настороженно и всячески старался держаться подальше от незваного гостя. Мысль о том, что судьба подсовывает ему новый опыт, которым он не сможет воспользоваться, угнетала его.

Впоследствии, когда он понял, что Эрих не собирается посягать на его нравственность, у Макса прорезался слух на то, что тот говорил, а через некоторое время появилась и возможность отвечать, не омрачая себя раздражающими мыслями о сохранении своей мужской сущности.

Сегодня Эрих тоже пришел, с бутылкой шотландского виски, которую привез с собой, сел напротив диванчика Макса в кресло и, как всегда, заговорил так, будто продолжал «мысли вслух». Макс удивлялся тому, что, видимо, Эриху просто все равно с кем разговаривать. Собственно, то же самое чувствовал и он, Макс. Когда решился спросить, чем он заслужил такое внимание, Эрих ответил:

– Вы умеете слушать.

И заговорил об апокалипсисе, что было для Макса даже кстати – именно сегодня в том кинозале он и почувствовал приближение личной катастрофы.

Поэтому слушал Эриха хоть и вполуха, но с внутренней саркастической усмешкой.