Бриттани Сонненберг - Дорога домой

Как и в случае с зубами мудрости, Элиз жалеет, что боль разъединения с Ли не пришла раньше, когда ей полагалось. Она уже потеряла одну дочь, и за последние несколько лет ей пришлось справляться с отдалением, в двадцать восемь лет, и сейчас. «Но по крайней мере они играют свадьбу здесь», – думает она. Ли и Маттиас могли бы пожениться без разрешения или повести себя смешно, по-европейски, и вообще не жениться. И Маттиас, добрый, откровенный, забавный, обаятельный, нравится Элиз. Его резкий немецкий акцент напоминает ей о ее жизни в Гамбурге, о времени, которое представляется в розовом свете – когда они с Крисом глубоко любили друг друга, свою любовь и беременность Элиз.

Они с Крисом размышляют над возможными местами для проведения свадебного приема: «Фабрика» – реставрированное производственное здание, Мэдисонский музей современного искусства, поле для игры в гольф «Хайленде», которое Элиз инстинктивно отвергает, зная Ли, «Сахарная страна» – действующая ферма, на которую вето накладывает Крис, указывая, что навоз будет всех отвлекать. Они наконец останавливают свой выбор на «Роще Квивея», оригинальном историческом поместье за городом.

На фотографиях в Интернете красуются большие тенистые вязы и милый белый штакетник, мелкие детали, незаметно располагающие Элиз к этому месту. «Как странно, – думает она, – выбирать все это для Ли». Так в Лондоне она выкладывала для девочек одежду на следующий день. Она надеется, что эта пассивность со стороны дочери не распространяется на ее отношения с Маттиасом. Но в прошлом году Ли пресекла подобные вопросы своим новым эдиктом «не нарушайте мое пространство».

«У тебя есть проклятый Атлантический океан, – хотелось закричать Элиз. – Этого пространства недостаточно?» Как смеет Ли говорить, что ей нужно пространство? Если кому и требовалось пространство, так это Элиз после всех материнских сверхурочных: она терпела поздние звонки, выражала сочувствие, выдерживала плач Ли, звук, который стал крайне раздражать (судорожные вздохи, дыхание с заложенным от слез носом, плач в оправдание своих желаний, плач, плач), но Элиз никогда не считала себя вправе просто взять и попросить пространства, словно подарок на Рождество.

Это худшая часть материнской доли – поневоле жить под гнетом тирании собственного ребенка. «Женщины так непостоянны, – думает Элиз. – Так добры к мужчинам и с такой готовностью жертвуют своими отношениями с другими женщинами». Но она никогда не обращалась с Адой настолько плохо, даже если та и заслуживала.

Крис пытливо смотрит на нее.

– Хватит, – говорит он. – Давай-ка ложись спать.

На следующее утро сияет солнце – слепящее и прекрасное. Зак, глуповатый сын Робо, сидит, положив голову на кровать и уставившись на Элиз. Его отец свернулся калачиком на полу, светлая шерсть побелела в пятне солнечного света. Элиз морщится, когда боль возвращается, глотает лежащую на ночном столике таблетку и, моргая, разглядывает комнату, пытаясь собраться с силами перед предстоящим днем. Из-за зубов мудрости она отменила все встречи с клиентами, что придает утру ощущение летних каникул. Ребенком Элиз летом жила в Видалии: дни, проведенные в бассейне загородного клуба, горячий бетон, обжигающий ноги, визг в воде, поглядывание на мальчиков на шезлонгах напротив, возвращение домой в тихих, прохладных сумерках, подгоняя Айви – мы уже почти дошли.

Мысли Элиз ненадолго останавливаются на Айви. Забавно, что после всех тех драматических лет (с кем сейчас встречается сестра, где в турне ее группа, занимается ли Айви хоть чем-нибудь? Или – широкая улыбка, быстрая речь, пронзительный взгляд и есть настоящая Айви?) жизнь ее младшей сестры стала сравнительно спокойной. Айви обосновалась в Монтиселло, маленьком городке недалеко от Видалии. Она будет звонить Элиз каждые несколько недель, чтобы просто поболтать, а не попросить денег или признаться в грехах, как в прежние времена. Теперь они с Элиз вместе смеются, разговаривая о своих собаках, или о Видалии, или об Аде. Но месяц назад Айви позвонила взволнованная. В прошлом этот тон означал путь по спирали вниз, но на сей раз оказалось, что новости хорошие.

– Какие – то ребята хотят снять документальный фильм о «Заросших кудзу», – сказала она. – Они собирают деньги на проект под названием «Ножной стартер», чтобы отправить нас в воссоединительное турне. Они могут позвонить тебе и задать какие-то вопросы, не знаю.

– Ты хочешь, чтобы я о чем-нибудь умолчала?