Донна Тартт - Щегол

Непонятное мелькание, кто-то вынырнул из кухни: молоденькая азиаточка, нет, мальчик — кожа белая, глядит перепуганно, непонимающе, обводит взглядом комнату, икатовый шарф, взметнулись длинные волосы — и все, убежал.

— Там кто-то есть, — выпалил я, оглядываясь — сразу во все стороны, комната вертится перед глазами, как ярмарочная карусель, сердце колотится так, что слов толком и не выговоришь, я не знал даже, услышал ли меня кто — услышал ли хотя бы Вишня, который ухватил деда за ворот джинсовки, рывком поставил на ноги, обхватил его за шею, приставил пистолет к виску и, не переставая орать что-то уж не знаю на каком там восточноевропейском языке, потащил его куда-то в подсобку; индонезиец же грациозно, осторожно отлепился от стены и, как мне показалось, долго-предолго разглядывал нас с Борисом.

— Вы, сучата, об этом еще пожалеете, — тихонько сказал он.

— Руки, руки, — приветливо откликнулся Борис. — Чтоб я их видел.

— У меня нет оружия.

— Все равно — руки!

— Пожалуйста-пожалуйста, — не менее приветливо ответил индонезиец. Он поднял руки и оглядел меня с ног до головы — я с ужасом понял, что он запоминает мое лицо, записывает его прямиком в базу данных, потом он поглядел на Бориса.

— Я знаю, кто ты, — сказал он.

Холодильник с фруктовыми соками мерцает подводным светом. Слышно было, как я дышу — вдох-выдох, вдох-выдох. На кухне — металлическое лязганье, приглушенные крики.

— Приляг-ка, будь добр, — сказал Борис, указав на пол. Индонезиец послушно опустился на колени, потом — очень неторопливо — растянулся на полу во весь рост. По нему не было видно, что он испугался или очень уж удивился.

— Я тебя знаю, — повторил он: голос с пола звучал чуть невнятно. Краем глаза я уловил какое-то молниеносное движение, такое быстрое, что я аж вздрогнул: кошка чернее черта, словно ожившая тень, перелетела тьмой — во тьму.

— Ну и кто же я такой?

— Боря-с-Антверпена, чо, неправда? — Он врал, что у него не было при себе оружия, даже я видел, как оно выпирает бугром у него из подмышки. — Боря-поляк? Боря Ганджубас? Другая Хорста?

— А если и так, то что? — добродушно спросил Борис.

Индонезиец молчал. Борис мотнул головой, отбросив челку с глаз, насмешливо фыркнул и хотел, похоже, отпустить какое-нибудь саркастическое замечание, как тут из кухни вышел Виктор-Вишня — один, он что-то вытаскивал из кармана, похоже, одноразовые пластиковые наручники, — и тут сердце у меня чуть не остановилось, потому что я увидел, что под мышкой он держит сверток — белый войлок, перехваченный двухцветной бечевкой — правильных размеров, правильной толщины. Он упер колено индонезийцу в спину и принялся защелкивать на нем наручники.

— Пошел! — сказал мне Борис. У меня закаменели, застыли все мышцы, поэтому он легонько подтолкнул меня, — Давай! В машину!

Я тупо огляделся — двери не было видно, где тут дверь, вот, нашел, и я выскочил оттуда так поспешно, что чуть не грохнулся, поскользнувшись на кошачьей игрушке, кинулся к попыхивающему у обочины «рейндж-роверу». Юрий стоял у двери, следил за улицей, как раз начал накрапывать меленький дождик… «Давай, давай!» — прошипел он, скользнув на заднее сиденье, жестом показывая, чтоб я залезал тоже, и тут как раз из ресторана выскочили Борис с Виктором-Вишней, запрыгнули в машину, и мы уехали — на низкой, отрезвляющей скорости.

Когда мы выехали на шоссе, в машине стоял радостный гул: ха-ха-ха, дай пять, но сердце у меня стучало так сильно, что я еле дышал.

— Что случилось? — хрипло выдохнул я пару раз, хватая ртом воздух, глядя то на одного, то на другого, но они и внимания на меня не обращали, трещали между собой все четверо и Ширли Темпл тоже, несся гулкий микс русского с украинским. — Angliyski !

Борис, утирая слезы, повернулся ко мне, обхватил рукой за шею:

— План поменялся, — сказал он, — мы это все по наитию — сымпровизировали. Лучше и быть не могло. У них третий не пришел.

— Застали врасплох!

— С раскрытым клювом!

— С голой жопой на толчке!

— Ты, — я быстро задышал, чтоб вытолкнуть слова наружу, — ты сказал, никакого оружия.

— Ну так никто и не пострадал, правда? Какая тогда разница?

— Почему нельзя было просто заплатить?

— Потому что нам подфартило! — Он вскинул руки. — Такой шанс раз в жизни дается! Такая возможность! Что бы они нам сделали? Их двое — нас четверо. Надо было головой думать и вообще нас не пускать. Ну да, я знаю, всего сорок штук, но с чего бы мне им даже один цент отдавать, если можно этого и не делать? Платить за то, что они у меня же и украли? — фыркнул Борис. — Видел, какое у него лицо было? У бабайки из склепа? Когда Вишня его огрел по кумполу?