Салман Рушди - Стыд

Честно говоря, наивысшей заслугой Резы за всю его карьеру было то, что он поднял дух армии. Труднее задачи ему не выпадало, по-моему, даже когда он стал президентом. Так как же ему удалось? Очень просто: он проиграл схватки на борцовском ковре.

На следующее после беседы с Шуджой утро генерал попросил адъютанта выбрать борцов из числа рядовых и из офицерского корпуса — главнокомандующий пожелал померяться с ними силами.

— Я борьбу люблю, — беззастенчиво врал он. — Вот и пора посмотреть, из какого теста наши богатыри-пехлеваны сделаны.

Реза Хайдар боролся со ста одиннадцатью солдатами и всем бесславно проиграл. Победить он и не старался, задача у него была посложнее: проиграть противнику, забывшему, что такое победа; проиграть, создав впечатление, что борется изо всех сил.

— Видишь, сколько пользы это приносит, — говорил он Омар-Хайаму Шакилю, исполнявшему обязанности личного врача генерала во время поединков. Доктор не на шутку тревожился: уж больно много синяков и шишек доставалось его сорокадевятилетнему подопечному.

— Ну, еще б не видеть! — отвечал он, врачуя ссадины и кровоподтеки. — Всякий дурак заметит!

Поражения Резы Хайдара на борцовском ковре обернулись двойной победой. Во-первых, в армии его наконец-то признали за командующего, ведь он как бы побратался со своими бедолагами-солдатами, тоже познав жутчайший стыд: его били по зубам, валили на ковер, выкручивали ноги и чуть не на затылке завязывали узлом; трещали ребра, хрустели вывихнутые руки. Зато возрождалась былая слава героя Ансу. Очищаясь от праха лет недавних, проведенных в безвестности при штабной академии, она заблистала пуще прежнего. Но не только это входило в планы Резы, была у него и вторая задумка, воплощенная с не меньшим успехом по всей стране. То в одном военном городке, то в другом солдаты (как неистовые болельщики, так и участники) воочию убеждались, что они способны чуть ли не в порошок стереть последнего оставшегося в армии настоящего героя войны и мало-помалу начинали вновь верить в свои силы — значит, не такие уж они недотепы (как представлялись себе), раз самого генерала одолеть смогли. Целый год разъезжал главнокомандующий по армейским частям, потом протрубил отбой. Он лишился двух передних зубов, а меньших травм и не сосчитать.

— Больше в этом нет надобности, — сказал он Шудже, извечно унылый образ которого чуть изменился к лучшему, но главное, являл теперь лишь недостаток характера, а не скорбь о проигранной и уже почти забытой войне.

— Передай этим недоноскам, — наказал Реза Шудже, — чтоб отныне побеждали во всех состязаниях, где участвуют, иначе пусть пеняют на себя!

И за этим последовали чередой вдохновляющие успехи армейских спортсменов.

Столь подробно описывал я, как поднимал боевой дух армии ее командующий, для того чтобы подчеркнуть: в тот год у Резы Хайдара не осталось сил ни физических ни душевных для родной дочери Суфии Зинобии, и что творилось с ней по ночам, он не знал.

В новом городе хозяйничали политики и дипломаты, в старом — армия. Новую столицу застроили бетонными коробками — памятниками суетливой и быстротечной жизни. Похожий на земной шар купол мечети уже потрескался, и напрасно пыжились и хорохорились новые дома окрест—не скрыть смертельных ран: кондиционеры не работали, в электропроводке то и дело случались короткие замыкания, к ужасу сантехников, вода для смыва бежала не в унитазы, а в умывальники… О, кладезь мерзости и порока! Весь город этот — предзакатное торжество той ветви современной архитектуры, которая суть не что иное, как запечатленная в бетоне тоска по прошлому, но: увы, это — форма без содержания, будь то здания в мусульманском стиле, но не духе; или арки, столь любимые во времена Великих Моголов, но в таком обилии, что Моголам и не снилось. Своды и арки, исполненные в современном бетоне, огрубились, превратившись в обычные полукруглые и остроконечные дыры в стенах. А еще в новой столице оказалось крупнейшее в мире скопище служб и помещений при аэропорте, будто там устроили свалку из ненужных залов ожидания и таможенного досмотра. И неспроста: демократия в тех краях долго не гостила… Старый же город, в противовес новой столице, жил без шика и блеска, но солидно, как и подобает старику. Широкие обсаженные деревьями улицы, лабиринты базаров, трущобы, надменные особняки бывших правителей-ангрезов. Резиденция главнокомандующего располагалась во дворце, построенном в неоклассическом стиле с каменными портиками, колонны с каннелюрами поддерживали фронтоны в псевдогреческом стиле, украшенные лепниной. У парадного крыльца на каждой ступеньке — кучка ядер. А изумительно-зеленую лужайку сторожила пушка на колесах, называлась она не очень-то убедительно — «Крошка Шептунья». Огромный дворец без труда вместил всех: и Благовесточку с Тальвар уль-Хаком, и Омар-Хайама с Суфией Зинобией, старца Дауда и няньку Шахбану и, разумеется, Резу и Билькис. Так сошлись под одной крышей несхожие судьбы, а заморские греко-римские божества, изваянные в камне на фоне голубого бездонного неба, надменно взирали на семью.