Салман Рушди - Стыд

Потом несколько дней все удивлялись, почему Менгал не появляется у себя в кабинете. Вскорости зрители стали жаловаться на ухудшившийся стереозвук, инженеру пришлось слазить за экран, обследовать колонки с громкоговорителями. В них-то и нашел он клочья белой рубашки, парусиновые штаны, черные полуботинки и некоторые части директорского тела. Так, член был отрезан и воткнут в зад. Голову вообще не нашли. Не предстал перед судом и убийца.

Жизнь, оказывается, не всегда долга.

В ту ночь Реза на редкость грубо и беспеременно исполнил свои супружеские обязанности. Билькис готова была объяснить это долгим пребыванием мужа в пустыне среди кочевников. Имя Менгала ни разу не упомянули ни муж, ни жена, даже когда в городе только и говорили, что об убийстве. А скоро Реза снова отбыл в Игольную долину. Билькис больше не ходила в кино; внешне она сохранила свою царственную осанку, но порой на нее находила дурнота, кружилась голова, будто стоишь на самом краю пропасти и из-под ног осыпается земля. Однажды она играла со своей увечной дочкой в «водоноса» — перебросила девочку через плечо, будто бурдюк с водой, — и упала в обморок, не успев положить на землю свою ношу. Малышке это очень понравилось. Вскорости Билькис позвонила Рани Хараппе и известила подругу о том, что беременна. Пока она делилась своими секретами, левый глаз у нее вдруг начал непроизвольно подмигивать.

Если чешется ладонь — это к скорым деньгам. Ботинки на полу вперекрест — к дороге, а перевернутые — к беде. Если ножницы режут по воздуху — готовься к ссоре в семье. А начнет мигать левый глаз — жди плохую весть.

«Следующий отпуск, — писал Реза жене, — проведу в Карачи. И родных надо навестить, да и у маршала Аурангзеба на приеме побывать. Не отказываться же от приглашения главнокомандующего. Тебе же в твоем положении нужен покой, и безрассудно было бы с моей стороны звать тебя с собой: дела все не ахти какие важные, а дорога тяжелая».

Под заботливостью может скрываться капкан, куда и угодила Билькис, — любезные мужнины слова связали ее по рукам и ногам.

«Воля твоя», — написала она в ответ. Двигало ею не только раскаяние, но и нечто неуловимое, не передаваемое словами, нечто вроде заповеди, по которой полагалось притворяться, будто веришь мужниным словам, будто и нет в них скрытого смысла. Заповедь эта называется ТАКАЛЛУФ. Чтобы разгадать народ, обратитесь к его непереводимым словам. Вот и ТАКАЛЛУФ принадлежит к таинственному всемирному клану понятий, которым не ужиться в чужом языке. ТАКАЛЛУФ — это обычай говорить, но так ничего и не сказать; это общественная узда на недовольного, она не позволит ему выразить в словах желаемого; это ироничная насмешка, которую должно принять, ради соблюдения приличий, с невозмутимой миной, будто и нет в словах подтекста. Когда же ТАКАЛЛУФ поселяется в семье — добра не жди!

Итак, Реза Хайдар отправился в столицу без жены… там-то пресловутый ТАКАЛЛУФ опять свел его с Искандером Хараппой (тоже, помнится, не обремененным супругой). И поскольку наши дуэлянты вот-вот сойдутся на поединок, пора поподробнее рассказать и о его причине. «Причина», то бишь яблоко раздора, уже прихорашивается с помощью служанки: умащивается и заплетает косы. Атыйя Ауранг-зеб (для близких друзей просто Дюймовочка), жена престарелого маршала (главнокомандующего и начальника генерального штаба), собирается устроить вечеринку в честь великого, но почти впавшего в детство мужа-полководца. Ведь ей всего тридцать пять (чуть больше, чем Резе и Искандеру), и обаяние еще не пошло на убыль. Зрелые женщины по-своему привлекательны. Как известно, брак с дряхлым маршалом — западня, вот и приходится Атыйе искать маленькие радости где придется.

А жены двух ее гостей томятся каждая в своей ссылке, каждая — с дочерью (точнее, с несостоявшимся сыном) на руках. (Об Арджуманд Хараппе речь еще впереди, равно, а то и в большей степени, о бедной, умоповрежденной Суфие Зинобии.) Их отцы по-разному приняли свой жребий. Искандер Хараппа, вкупе с жирным боровом по имени Омар-Хайам Шакиль, предается распутству. А Реза Хайдар подпал под чары некоего верного слуги Аллаха, который разъезжает с ним в армейских лимузинах и нашептывает на ухо нечто секретное, от чего полковник лишь морщится. Кино, сыновья колдуний, шишки на богомольном лбу, пугливые лягушки и тщеславные павлины — все лишь разжигало самолюбие будущих соперников. И вспыхнувшее пламя не унять.

А потому дуэлянтам пора сходиться.