Дмитрий Михеев - Идеалист

— Не понимаю; потому и выколол, что не верил в его существование и не боялся… — Илья пожал плечами.

— Вот тут тебя и подвела твоя логика! — явно торжествуя, воскликнул Андрей. — Ежели Бога нет, ежели не смотрит, и бояться некого, так зачем глаза выковыривать?! Нет, старик, он боится! Они глядят на него из другого мира и травят душу!

Его внимательно слушали — человек явно развивал наболевшую тему.

— Не так себе, не с кондачка он решился. Годами копилось. Сколько греха на душу взял: поместий разграбил, церквей и храмов разгромил… Свою власть наконец построил, и у нее воровать пришлось! Такую бездну греха не замолишь. И тогда он решился на последний грех: мол, на том свете, я знаю, мне ничего не светит, так хоть на этом не мешай, не трави душу, дай погулять свободно.

Все-таки, если верил, — Анжелика подала голос, — должен был думать, что Господь может покарать на месте.

— Ну, хорошо, глаза можно в порыве, в ослеплении, — возражал Илья, — но церкви ломать! Ведь это работенка — сломать тысячи церквей! Планомерная, сознательная работа на многие годы с участием сотен тысяч людей. Короче, он никогда не нуждался в церквях и при первой возможности пустил их на кирпичи.

Вдруг горячо вмешалась Инна.

— Нет, Илья, ты невозможный человек! — воскликнула она. — «Кирпичи, необходимость…» Что за вульгарно-учительский подход ко всему! Шла беспрецедентная борьба идей! Идеи — движущая сила истории, а не практическая необходимость, или целесообразность. Идеям православия, царя и отечества противопоставили атеизм, республику и космополитизм. Идею монархии зачеркнули расстрелом царской семьи. Идею отечества подменили идеей мировой революции и интернационала. Но что было делать с верой, чем заменить? Нечем! Вместо вечной жизни и вечного блаженства — короткое неверное счастье здесь? Но и оно, как скоро оказалось, — не для живущих, а для будущих поколений. Вместо великого и вечного предлагать ничто! Очень скоро осознав свое банкротство, они принялись в ярости уничтожать атрибуты веры, иконы, храмы и само духовенство…

— Не атрибуты, Инночка, — святыни! — перебил девушку Игорь. — Во всяком случае, у других народов это принято считать национальными святынями: изображения богов, храмы, в которых они обитают, и кладбища, где покоятся предки. Я спрашиваю: если у этого народа были святыни, как он мог позволить иноверцам и собственным проходимцам разрушить их?! Всего через несколько лет после революции! Спросите поляков, они за двадцать лет советской власти разрушили хотя бы один костел? А ведь у них, помимо прочего, еще и внешний «стимул» был.

Насупленный, ни на кого не глядя, Игорь повернулся и пошел к столу, Инна возмущенно фыркнула, а Илья ревниво подумал, почему же она не взрывается, почему не спорит Андрей, ведь сказать такое … ему, Илье, они бы не простили… Володя хохотнул: «Уел богоборцев!».

— Мне кажется, Панове, — в неловкой тишине раздался голос поляка, — что вы все отчасти правы, что истина, как говорят, лежит посредине. Русский мужик все-таки верил, но верил не в высшую идею, не в Христа-спасителя, а в существование потусторонних сил, добрых и злых. Еще, возможно, он верил в рай и ад, но рай не для себя лично, а для святых. На себя он махнул рукой. Домовые, водяные, русалки, ведьмы, упыри… были реальным содержанием его жизни и подменяли настоящее религиозное сознание. И сам Христос воспринимался не как мученик и спаситель, а скорее как жандарм, вечный укор своей совести. Глаза Господа для него — не путь познания божественной благодати, не окно в божественный мир, а глазок в камеру его земной жизни. Но он все-таки боялся его до тех пор, пока ваша атеистическая интеллигенция не научила его не бояться. И тогда он взял нож и… — все замерли, Анжелика впилась Илье в руку, — и заключил союз с «нечистой силой».

Первой отреагировала Анжелика: «Ты понимаешь, что говоришь: целый народ заключил союз?!» Карел усмехнулся: «Разве ты думаешь иначе?» Анжелика зашептала что-то сестре, и та, обращаясь к Андрею, сказала: «Пожалуйста, дайте мне кусочек хлеба, иначе не переживу очередного оратора». Лица посветлели. Володя бросился к столу, вернулся с бутербродом и подал его Барбаре со словами: «Подкрепляйтесь, сейчас выступит Инна». Инна фыркнула и рассмеялась, за ней другие.

Глава XVI

За столом Володя всецело узурпировал власть. Шутя, балагуря, он заставил всех выпить по рюмке «столичной», произносил один за другим тосты на английский, русский и грузинский манер, рассказывал анекдоты и показывал сценки из вступительных экзаменов в театральное училище. Особенно позабавила всех сценка: бабка приехала в город, ходит по магазинам, а деньги у нее в чулке под ворохом юбок. Карел сыпал афоризмами Станислава Ежи Леца.