Дмитрий Михеев: Идеалист

Глава XXXIV

Илья брел с газетой в руках, натыкаясь на людей, пока не обнаружил, что сидит на скамейке у главного входа. Он поднял газету и пробежался по заголовкам: жатва была в разгаре, металлурги Запорожья выступили с новым почином, страна готовилась к началу учебного года… Он обвел взглядом площадь: на флагштоках трепались флаги сорока пяти стран — американский рядом с советским, чуть в стороне британский, провинциалы и туристы глазели на сталинское чудо, силясь припечатать себя к его фасаду, скрипели на поворотах разболтанные автобусы, родители прогуливали детишек… Ничего, ничего не изменилось! Может быть, он чего-то не понял? Наводнение… пожары… спасают детей, стариков? Опять впился в зловеще-траурные строки… Ничего не понятно… И вдруг осенило: найти Эско, послушать радио.

Эско он не нашел и бросился к приемнику. По-русски ни одной станции… и вдруг взволнованный британский говор: «…по вымершим улицам ветер гонит бумагу… медленно ползет колонна танков… тут перевернутый трамвай, там горит машина… редкие пулеметные очереди… судьба правительства неизвестна…» Илья выглянул в окно: во дворе, как обычно, сновали люди, двое лениво перебрасывались воланчиком, и тогда ему стало страшно, жутко.

Если бы «наши играли с чехами», двор был бы пуст, а университет взрывался бы после каждой забитой шайбы, а когда их танки утюжат беззащитную страну и четырнадцать миллионов замерли в смертельном ужасе, они преспокойно делают свои дела и играют в бадминтон! Жестокий, бесчувственный, страшный народ!! Как расшевелить вас, как пробудить элементарное человеческое чувство — сострадание, как внушить хоть каплю уважения к достоинству и свободе другого народа?! Открыть окно, встать на подоконник и крикнуть: «Вы, стадо баранов, тупые бесчувственные животные, очнитесь! Поверните ваши танки! Кого вы топчете?!», или отпечатать сотни листовок и бросить с тридцать второго этажа?.. Ворвутся, схватят… И черт с ними! Он будет кричать в коридоре, в лифте… Безумный, он сходит с ума! Что будет с Анжеликой?! Опомнись, ненормальный! Разве ты не поклялся приехать? Приехать?.. Уехать?.. Конечно, совсем, немедленно! Порвать, чтобы не быть причастным…

Илья как-то вдруг странно успокоился. Пошел в ванную комнату и тщательно побрился, погладил белую рубашку и галстук, одел свой лучший костюм и прикрепил с левой стороны пластмассовую табличку «English, interpreter», затем запер комнату и спустился по лестнице на второй этаж.

В фойе актового зала возле стендов с фотографиями участников толпилось множество иностранцев, отыскивая себя. Илья присоединился к ним и долго присматривался к лицам и табличкам, вслушивался в речь. Наконец он остановился на англичанине — господине средних лет, с лицом, внушавшим безусловное доверие. Илья подошел к нему и, взглянув на табличку, вежливо обратился:

— Прошу прощения, мистер Стрентон, могу я чуточку побеспокоить вас?

Англичанин, не выразив не удивления, ни притворной радости, кивнул и отошел в сторону. Илья представился, сказал, чем занимается. Стрентон молча протянул руку.

— Видите ли, сэр, я был глубоко потрясен событиями этого утра…

— В самом деле, шокирующие события, — вежливо согласился англичанин.

— Для меня, однако, они имеют принципиальный характер… они затрагивают меня лично… — Илья покраснел и, собравшись с духом, продолжил. — Дело в том, что я — русский и тем самым разделяю ответственность…

— О! — воскликнул Стрентон, сразу смягчившись. — Я понимаю, это, должно быть, очень тяжело… Чем я мог бы вам помочь?

— Видите ли… надеюсь, я не похож на сумасшедшего? У меня есть глубокие расхождения с политической системой этой страны… Уже несколько месяцев… — Илья виновато улыбнулся. — Раньше я занимался наукой и не задумывался, то есть… очень мало. Но обстоятельства заставили меня подумать, и теперь я твердо уверен, что не могу жить в этой стране.

Англичанин грустно и сочувствующе кивал головой, затем сказал:

— Разрешите, если я могу, что-нибудь сделать для вас?

— Большое спасибо! — вспыхнул Илья. — Если вас не очень затруднит…

Он попросил Стрентона узнать в британском посольстве, не могут ли они там дать ему политическое убежище и помочь выехать из страны. Они договорились встретиться на том же самом месте на следующий день и расстались, обменявшись крепким рукопожатием. Только тут Илья ощутил голод и, сняв табличку, направился в столовую. Надо написать Анжелике письмо и привести в порядок дела, думал он, рассеянно читая меню. Маме он напишет оттуда. Конечно, для нее это будет страшным ударом, но ведь другого выхода нет. Анжелика приедет в Англию к бабушке… Надо связаться с Андреем… Так надругаться над личностью и целыми народами! Он сделает публичное заявление… В конце концов каждый порядочный человек должен доступным ему образом сопротивляться произволу или хотя бы выражать свой протест…